Астапенков А. «Хозяйке тайны» посвящается. Отрывки из «Автобиографии» / А. Астапенков // Книжное обозрение. – 1990. – № 43. – С. 4.
Необыкновенно изобретательная писательница, Агата Кристи была также и чрезвычайно скромной. Настолько скромной, что год ее рождения стал точно известен лишь в конце 60-х, с выходом первой посвященной ей работы Рамзи «Агата Кристи: хозяйка тайны». Во избежание заблуждений уточняем: родилась дама Агата 15 сентабря 1890 г.
...МОЯ МАТЬ СЧИТАЛА, ЧТО детям нельзя позволять читать до восьмилетнего возраста: так лучше и для глаз, и для мозга. Но получилось иначе. Когда мне читали рассказ и он мне нравился, я просила книгу и изучала страницы. Значки, поначалу бессмысленные, понемногу начали приобретать значение. Гуляя с няней, я спрашивала ее, что значат надписи на магазинах и рекламных тумбах. В результате однажды я обнаружила, что могу самостоятельно прочитать книгу под названием «Ангел любви». Я начала вслух читать ее няне.
— Боюсь, мэм, — сказала няня маме на следующий день виноватым тоном, — мисс Агата умеет читать.
Моя мама очень расстроилась, но делать было нечего. Мир книг открылся мне, когда мне еще не было пяти. С тех пор на дни рождения и Рождество я всегда требовала книги.
Мой отец сказал, что, раз я уже умею читать, пора учиться писать. Это было уже не так приятно. В старых ящиках еще можно найти тетради, исписанные кривыми крючками, упражнениями и строчками трясущихся В и Р, которые я, видимо, не всегда отличала друг от друга, поскольку выучилась читать по СЛОВАМ, а не по буквам.
После этого мне было позволено читать, сколько я хочу, и я пользовалась этим разрешением. «Школьная комната»,. как она называлась, большая комната наверху, была почти вся заставлена книжными полками. Там были детские книги «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», сентиментальные викторианские романы, огромное количество книг для школьников. Я читала неразборчиво, выбирая все, что привлекало меня, прочитала много книг, которые я не поняла, но все равно они мне понравились.
Первую историю про Шерлока Холмса мне рассказала сестра Мэдж — это был «Голубой карбункул», и после этого я постоянно приставала к ней, требуя еще и еще. «Голубой карбункул». «Союз рыжих» и «Пять апельсиновых зернышек» были моими любимыми, хотя нравились мне все. Мэдж рассказывала великолепно. До замужества она сама писала рассказы, многие из которых были опубликованы.
Наши семейные чтения начались с сэра Уолтера Скотта. Одним из моих любимых романов был «Талисман». Кроме этого, я прочла «Мармиону» и «Леди озера», но мне кажется, и мама и я с радостью перешли от сэра Уолтера Скотта к Диккенсу. Мама, всегда нетерпеливая, пропускала куски, казавшиеся ей неинтересными. «Ох уж эти описания, — говорила она, читая сэра Уолтера Скотта. Они, разумеется, очень хороши с литературной точки зрения, да слишком уж их много». По-моему, так же она поступала и с Диккенсом, пропуская кое-какие слезливые места, особенно про крошку Нелл.
Нашим первым романом Диккенса был «Николас Никлби», и мне больше всего понравился старый джентльмен, ухаживавший за миссис Никлби бросанием кабачком через стену. Не поэтому ли я заставила Эркюля Пуаро удалиться от дел и выращивать кабачки?! Кто может сказать? Но моим самым любимым романом был и остается «Холодный дом».
Иногда для разнообразия мы читали Теккерея. Прочли «Ярмарку тщеславия», но на «Ньюкомах» застряли. — «Нам это должно понравиться, — сказала мама, — все говорят, что это его лучшая вещь». Моя сестра больше всего любила «Эсмонда», но и его мы нашли многословным и трудным; вообще я никогда не получала большого удовольствия от Теккерея.
Сама я с увлечением читала Александра Дюма на французском. «Три мушкетера»,«Двадцать лет спустя» и самый лучший, «Граф Монте-Кристо». Больше всего мне нравился первый том, «Замок Иф», и хотя остальные пять томов иногда оставляли меня озадаченной, красочная нить рассказа захватывала.
Я писала стихи, как, наверное, и все в моем возрасте. Некоторые ранние вещи невероятно ужасны. К 17-ти или 18-ти годам дело пошло немного лучше. Я написала серию стихов на тему арлекинады: песня Арлекина, Пьеро, Пьеретты Коломбины, и т. д. Одно или два стихотворения я послала в «Поэтри ревью» и очень обрадовалась, когда получила приз - гинею. После этого я ещё несколько раз получала призы и печаталась там. Время от времени я писала много стихов. На меня снисходило внезапное возбуждение, и я бросалась записывать то, что бурлило в голове. Я не питала амбиций. С меня вполне хватало призов «Поэтри ревью».
Однажды неприятным зимним днем я лежала в постели, поправляясь после гриппа, и скучала. Я прочитала кучу книг, тринадцать раз раскладывала «Демона», сложила «Мисс Миллиген» и дошла до того, что начала сдавать себе карты для бриджа. Заглянула моя мать.
- Почему бы тебе не написать рассказ? – предложила она.
— Написать рассказ? - меня это потрясло.
- Да,— сказала мама. – Как Мэдж.
— О, у меня вряд ли получится.
— Почему?
На это трудно было ответить, разве что...
- Ты не можешь знать, получится у тебя или нет, — указала мама. — Ты же не пробовала.
Это было верно. Она исчезла, как всегда, и через пять минут появилась с тетрадью в руке.
一Там сначала несколько записей для прачечной, — сказала она, - остальное все чистое. Можешь начать прямо сейчас.
Когда моя мама предлагала что-то сделать, это обычно делалось. Я уселась в кровати и начала обдумывать это предложение. По крайней мере, это лучше, чем снова раскладывать «Мисс Миллиген».
Не помню, сколько это у меня заняло времени, кажется, недолго, по-моему, я закончила вечером следующего дня. Я начинала разные сюжеты, потом бросала их, пока не увлеклась и не впряглась в работу как следует. Это было изматывающе и не способствовало выздоровлению, но очень увлекательно.
Я перечитала этот мой рассказ буквально на днях. Он называется «Дом красоты». В целом он кажется мне хорошим: уже первая моя вещь показала способности. Он, конечно, написан непрофессионально, чувствуется влияние прочитанного за ту неделю. Этого трудно избежать, когда начинаешь писать. Тогда я явно читала Д. Х. Лоренса. Я помню, что мне сильно нравились «Пернатый змий», «Сыновья и любовники», «Белый павлин» и т.д. Этот первый рассказ мне очень дорог. В нем не совсем понятно, что хотел сказать автор, но хотя в стиле чувствуется чужое влияние, в сюжете по крайней мере видна фантазия.
После этого я написала другие рассказы — «Зов крыльев» (неплохой), «Одинокий Бог» 一
короткий диалог между глухой дамой и нервным мужчиной на приеме, и страшный рассказ про
сеанс, который я переписала несколько лет спустя'. Я напечатала эти рассказы на машинке Мэдж «Эмпайр», как сейчас помню, и с надеждой разослала их по разным журналам, выбрав себе разные псевдонимы. Я не очень надеялась на успех и не достигла его. Все рассказы быстро возвращались с обычным письмом: «Редактор сожалеет...». Потом я отсылала его уже в другой журнал.
Я решила, что стоит попробовать написать роман, и с легким сердцем взялась за дело. Действие должно было происходить в Каире. Сначала я никак не могла выбрать один из двух сюжетов. В конце концов я, все еще колеблясь, решилась и начала работать над одним. Его подсказали мне три человека, на которых мы смотрели в столовой отеля в Kaире. Там была привлекательная девушка – для меня тогда вряд ли девушка, ведь ей было под 30 – и каждый ечер после танцев она приходила туда ужинать с двумя мужчинами. Один был плотный, широкий брюнет — капитан в 60-м стрелковом, другой— высокий блондин из гвардейского полка Коулдстрим, моложе ее на год или два. Они сидели по обе стороны от нее; она заигрывала с обоими. Мы знали их имена, но ничего больше; правда, кто-то заметил: «Ей придется когда-нибудь выбрать одного из них». Этого хватило, чтобы подстегнуть мое воображение; знай я больше, я бы, наверное, не стала писать о них. А так я смогла выписать отличный сюжет, возможно, совсем непохожий на их характеры и поведение. Написав довольно много, я разочаровалась в нем и взялась за другой сюжет. Он был легче, с забавными действующими лицами. Тем не менее я сделала Фатальную ошибку, посадив себе на шею глухую героиню — даже не знаю, почему. Для слепой героини можно придумать много интересных ходов, с глухой же героиней трудно. Я это поняла, когда, описав, что она думает и что другие думают и говорят о ней, осталась без возможного диалога и дело зашло в тупик. Бедная Мелейни стала пресна и скучна.
Я вернулась к первому варианту – и поняла, что мне не удастся растянуть его на весь роман. Наконец, я решила объединить оба сюжета. Почему бы и нет, если действие происходит в одном и том же месте? Я так и сделала и довела роман до необходимого размера. Там было слишком много действия, мне пришлось бросаться от одной группы персонажей к другой и заставлять их встречаться, что они делать совсем не хотели. Я назвала его — не знаю, почему — «Снег в пустынe».
Потом мама неуверенно сказала, что я могу попросить совета и помощи у Идена Филлпоттса. Иден Филлпоттс был тогда в расцвете своей карьеры. Его романы о Дартмуре были хорошо известны. Случилось так, что он был нашим соседом и другом семьи. Сначала я робела, потом согласилась. Иден Филлпоттс выглядел очень странно. Он был похож скорее на фавна, чем на человека: интересное лицо с длинными глазами, уголки которых поднимались вверх. Он ужасно страдал от подагры, и часто, когда мы приходили к нему в гости, он сидел, положив на стул закутанную в массу бинтов ногу. Он терпеть не мог социальные обязанности и почти никогда не выезжал в гости; он вообще не любил общаться с людьми. Его жена, напротив, была очень общительна, красива, обаятельна и имела много друзей. Иден Филлпоттс очень любил моего отца, а также мою мать, которая не надоедала ему приглашениями на приемы, но восхищалась его садом со многими редкими растениями и кустарниками. Он сказал, что, конечно же, прочитает литературные пробы Агаты.
Я была невыразимо благодарна ему. Ведь он легко мог высказать несколько небрежно-критических замечаний и, возможно, отбить на всю жизнь желание писать. Но он решил помочь мне. Он прекрасно понимал, что мне с моей робостью трудно обсуждать вещи, и написал мне письмо с хорошими советами.
«Кое-что из написанного замечательно. У тебя хорошее чувство диалога. Тебе следует придерживаться естественного, веселого диалога. Попробуй оставить своих персонажей одних, чтобы они говорили за себя, вместо того, чтобы вставлять фразы о том, что они должны сказать или объяснить , что они имели ввиду. Это читатель должен решать сам. У тебя два разных сюжета – беда всех начинающих. Ты скоро научишься не разбрасываться сюжетами. Я посылаю тебе письмо к моему литературному агенту. Хьюзу Мэсси. Он напишет тебе рецензию и скажет, можно ли это издавать. Боюсь первый роман нечасто попадает в печать, так что будь готова к разочарованию».
Я поехала в Лондон к Хьюзу Мэсси. Сам Хьюз Мэсси был тогда еще жив, и я разговаривала с ним. Это был крупный смуглолицый мужчина, он пугал меня. «А, — сказал он, глядя на заглавие на обложке, - мгм, заголовок неплохой. Намекает на скрытый огонь».
Я разволновалась еще больше, чувствуя, что это совсем не то, что я хотела выразить. Мне казалось, это должно передавать, что, как снег на пыльном лице пустыни, все жизненные события незначительны и проходят, не оседая в памяти. Вообще-то, в законченной книге этого не чувствовалось, но я собиралась писать именно об этом.
Хьюз Мэсси взял рукопись, но вернул ее через несколько месяцев, сказав, что вряд ли сможет пристроить ее. Лучше всего, написал он, если я перестану думать о ней и сяду за новую книгу.
Позднее произошел разговор между мной и сестрой Мэдж, который принес свои результаты. Мы читали какой-то детективный роман, по-моему, «Тайна желтой комнаты», только что вышедший, нового писателя Гастона Ле Ру, в котором в роли детектива выступал обаятельный молодой журналист Рулетабий. Мы обсудили его, высказали свои предположения и согласились, что это один из лучших детективов. Мы были большими любителями детективов: Мэдж еще в детстве познакомила меня с Шерлоком Холмсом, и я охотно пошла по ее стопам, начав с « Дела Лейвенуорт», которое очаровало меня в восемь лет в пересказе Мэдж. Был еще Арсен Люпэн – хоть я никогда не считала это настоящим детективом, читать его было одно удовольствие. Были высоко оцененные рассказы про Пола Беката, «Записки Марка Хьюитта», а теперь «Тайна жёлтой комнаты». Под впечатлением всего этого я заявила, что хотела бы попробовать написать детектив.
– Вряд ли у тебя получится, – сказала Мэдж. — Их очень трудно писать. Я уже думала об этом.
– Все равно я хочу попробовать.
– Могу поспорить, что у тебя не получится.
На этом разговор и закончился. Мы не заключили пари, не ставили условий - но слова были произнесены, В этот момент во мне родилась решимость написать детектив. Дальше этого я не пошла. Тогда я еще не начала писать его, не стала обдумывать сюжет; зерно упало в землю. В каком-то уголке мозга, где рождаются темы для моих книг задолго до их появления, была посажена МЫСЛЬ: КОГДА-НИБУДЬ НАПИШУ ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН.