Тихомирова И. Жанр огромных воспитательных возможностей / И. Тихомирова // Школьная библиотека. – 2010. – № 2. – С. 27-31.
Специалисты установили, что восприятие художественных произведений зависит от природы воспринимаемого жанра, задается его спецификой. Каждый жанр предъявляет читателю свои требования. Не будет преувеличением сказать: сколько разновидностей литературы, столько и разновидностей чтения и, следовательно, столько и вариантов руководства чтением.
Библиотекарь-педагог должен понимать не только границы жанра, но и видеть в каждом свои преимущества, которыми в работе с читателем надо умело воспользоваться.
В этой связи уместно остановиться на роли жанра рассказа в библиотечной работе с детьми[I]. Этот жанр остается неоцененным в должной мере ни библиотекарями, ни самими детьми, особенно подростками и старшими школьниками, в то время как он является жанром, таящим неисчерпаемые воспитательные возможности.
Вот что говорят об этом жанре дети:
«Рассказы не запоминаются — они короткие и быстро вылетают из головы».
«Рассказ только дразнит: начнешь читать, а он уже кончился».
«Рассказы короткие, в них мало событий».
Слабость этого жанра подростки видят именно в его краткости. Учебник «Родная литература» для 5 класса, дающий детям начальные понятия об этом жанре, определяет его именно с количественной стороны. Между тем еще Белинский писал, что в отличие от романа и драмы рассказ в свои тесные рамки заключает такие события, «которые глубоки, которые в одном мгновении сосредотачивают столько жизни, сколько не изжить и в века».
Виктор Тельпугов, писатель, успешно работавший в жанре короткого рассказа, отмечал: «Автор миниатюр, обращаясь к темам большим и значительным, зачастую должен высечь поэтическую искру из кремешка, вроде бы самого маленького, чуть ли не из песчинки. Но искра должна быть сильной».
Лаконичность рассказа образуется от особой концентрации материала, от выбора самого необходимого, когда ни прибавить, ни убавить ничего невозможно. О рассказах Чехова Леонид Леонов писал, что в них «весит тонны каждая строка такого плотного словесного вещества». Уплотненность, сжатость мысли в слове — отличительный признак любого полноценного рассказа. Писатели признаются: большую вещь писать легче и быстрей, чем маленькую. В последней не должно быть лишних слов. Плотность текста рассчитана на творчество читателя, которому приходится дорисовывать что-то в своем воображении за автора, стремиться разгадать его намеки. Пять шестых айсберга, каким считают критики рассказ, составляют недомолвки.
«Рассказ этот, — писал К. Чуковский о «Скрипке Ротшильда» А. Чехова, — совершенно недоступен тому, кто попытается уразуметь его смысл, не вникая в многосложную и прихотливую цепь образов; кто хоть на мгновение забудет о том, что только во взаимодействии образов, в их внутреннем сплетении, в их связи, в их живой диалектике вскрываются подлинные идеи, идеалы, стремления и симпатии Чехова».
Сказанное имеет отношение к чтению любого полноценного рассказа. Чтобы правильно его прочесть, надо уметь проникать в глубь художественных образов, видеть их во взаимосвязи, ощущать целостность произведения, чувствовать емкость детали, отвечать на творчество писателя читательским творчеством. Как для писателя рассказ — мера его таланта («Здесь вы весь как на ладони», — говорил Алексей Толстой), так и для читателя. Для того и другого, чтобы «высечь поэтическую искру из кремешка, вроде бы самого маленького, чуть не из песчинки», нужно, чтобы искра была сильной.
Для читателя «сила искры» — в его умении читать. Недаром опытные библиотекари строят разговор с читателями о том, как читать художественную литературу, именно на материале жанра рассказа. В качестве примера библиотечного урока, посвященного чтению художественного текста, я часто привожу опыт Г.А. Голубевой, ныне заведующей детским отделом ЦБС Выборгского района Санкт-Петербурга, а ранее — методиста этого отдела. На ее занятия записывались в очередь чуть ли не все школы микрорайона. Беседу о рассказе (для каждого возраста — свои рассказы) она вела обычно сразу после прочтения его вслух в детской аудитории, когда образы в сознании слушателей еще не утратили свежести и полноты жизни, когда соучастие с героями не угасло, нравственное чувство напряжено, мысль возбуждена, когда ответная реакция ищет выхода.
Пристально вглядываясь в текст, останавливая взгляд подростков на явлениях, фактах, «мелочах», мимо которых они часто проходят, не заметив (походка, лицо, манера, улыбка, взгляд, движение рук персонажа), Галина Александровна открывает в увиденном то, что ведет к познанию характера, ситуации, увязывается с жизнью и опытом школьников. Не назиданиями, не наставлениями («читай внимательно, вдумчиво, неторопливо»), а путем показа постижения образа, ведя читателей за собой, раскрывая богатство и насыщенность каждой строчки, путем активизации творчества читателя добивалась она больших успехов в воспитании читательской культуры, а вместе с ней и нравственной культуры. Так формировала она образное мышление читателя- слушателя, развивала вкус, утончала восприятие, заставляла приглядываться к поведению живых людей, задумываться о себе самом. А сегодня Галина Александровна передает другим библиотекарям опыт своего педагогического мастерства.
Интересен опыт работы с жанром рассказа школьного библиотекаря Н.Р. Бершадской в совместной деятельности с учителем В.З. Халимовой (московская школа № 610). Об их опыте в свое время писала «Комсомольская правда» в рубрике «Алый парус». Вышла их совместная книга «Литературное творчество учащихся в школе» (1988). В этой школе была традиция писать сочинения-отзывы — «Размышления по поводу прочитанного рассказа», — которые служили предметом последующего обсуждения их с авторами. Знакомясь с отзывами сверстников, сравнивая их с собственным мнением о прочитанном рассказе, подростки убеждались в многогранности художественного произведения малой формы и в то же время — лучше узнавали друг друга. Включались в письменный разговор и сами руководители детским чтением. О нацеленности на познание самих себя хорошо говорит, например, предуведомление к альбому отзывов на рассказ В. Орджоникидзе «Часы». «Этот рассказ затронул каждого из вас, причем затронул по-разному. Кто-то на месте Алеши увидел самого себя, и ему показалось, что этот случай произошел лично с ним. Кто-то, прочтя рассказ, с гордостью подумал о своих родителях, которые в аналогичных случаях поступили бы не так, как родители Алеши... Впрочем, почитайте отзывы. Подумайте над ними. В них много интересных, нестандартных мыслей. Если вы будете читать эти работы достаточно вдумчиво, то и друг друга увидите нестандартно, не только так, как привыкли видеть в школе, а может быть, и совсем не так». Знакомясь с отзывами, а их десятки на один рассказ — разных, неповторимых, неожиданных, — осязаемо понимаешь слова Белинского о том, что «в одном мгновении маленького произведения столько жизни, сколько не изжить и в веках».
Умело использовали в своих пособиях преимущество небольшого произведения для воспитания читателей методисты Нижегородской областной детской библиотеки. Они словно медленно поворачивали перед читателями произведение, останавливая их внимание то на одной, то на другой его грани, нацеливая на извлечение из минимума слов максимума мыслей.
Так, маленькую повесть В. Тендрякова «Весенние перевертыши» они рассмотрели в разных аспектах: «Дюшка и весь мир», «Дюшка и “непонятный” мир взрослых», «Дюшка и его сверстники-мальчишки», «Дюшка и любовь». В первом аспекте внимание подростков сосредотачивается на глобальных проблемах мироздания, которые приходится решать Дюшке: речь идет о вопросах человеческого бытия, о месте человека в этом мире.
Во второй теме главное — взаимоотношение взрослых и детей, сложность этих взаимоотношений. Суть следующих тем — в противопоставлении разных жизненных позиций самих подростков, а также в духовном становлении героя, его нравственном взрослении. В каждом случае тема решается не сообщением готовых нравственных истин, а путем острых проблемных вопросов, стимулирующих самостоятельную мысль читателей. Такая многовариантность работы с одним произведением (тем более малого объема) — редкое явление в наших методических пособиях и в прошлые годы. А ныне их вообще не встретишь. А жаль. Она заслуживает всяческой поддержки и развития, ибо диктуется талантливым произведением и направлена на развитие талантливого читателя и нравственной личности.
Умные библиотекари составляют из сборников рассказов лучших писателей «банк проблемных ситуаций», который используют в своей работе, удовлетворяя спрос на литературу нравственной тематики.
Если говорить о наших днях, то опыт продуманной и глубокой работы с жанром рассказа мы встретили в Центральной детской библиотеке им. Пушкина г. Сарова Нижегородской области. Здесь взяты за основу рассказы А.С. Пушкина, чье имя носит библиотека. В статье «Продвижение русской классической литературы: новые подходы» ее автор Т.М. Плохотник рассказала, как в библиотеке со старшеклассниками они обсуждали повесть «Барышня-крестьянка».
Оригинальность и сила их опыта состоит в том, что в нем использованы атрибуты сегодняшней жизни юношества: блоги и чаты Интернета, реалии наших дней, текст и видеоряд. Все это ведет читателей через конкретику взаимоотношений персонажей к разговору о сегодняшних проблемах юности.
Рассказ о старой жизни дворянства приобретает в общении с читателями актуальность и соотносится с тем, что волнует юношество во все времена — выстраивание взаимоотношений молодых людей, а заодно и их отцов. Здесь идет разговор и о проблеме «быть и казаться».
В опыте органично соединены несколько методик и средств воздействия — звук, речь, громкое чтение, просмотр фильма с остановками, обсуждение вопросов, связанных с взаимоотношениями главных героев. Ведущий обсуждение библиотекарь умело стимулировала аналогии между тем, как развивались отношения главных героев рассказа, и как это часто происходит нынче в реальных взаимоотношениях юношей и девушек. Участники разговора подставляли и представляли себя на месте героев. Оригинальным элементом хода обсуждения являлась идентификация мнения самого библиотекаря с происходящими событиями («Я помню, как мы...», «Мне показалось... а как вы считаете?», «Я бы, наверное, не решилась, а вы?» и т.п.), пробуждение ассоциаций с другими произведениями Пушкина, Шекспира и современных писателей на тему любви и характера взаимоотношений между героями.
Важно отметить, что разговор о литературном произведении перемежается в опыте с разговором о современной жизни, соединяется с опытом взаимоотношений самих участников обсуждения. Откровения взрослого человека порождают откровения юных. Подъем эмоций, с каким покидали это мероприятие дети и взрослые, говорит о его успехе.
Произведение «не про нашу жизнь» оказалось произведением о каждом из присутствующих. Разные поколения участников обсуждения рассказа поняли друг друга.
Помня, что подросткам по душе произведения, где происходит что-то увлекательное и необычное, полезно привлечь для обсуждения рассказы писателей прошлых лет — признанных мастеров малого жанра и интересных сюжетов.
Среди них замечательные рассказы писателей Юрия Томина, Николая Внукова, Фазиля Искандера, Максуда Ибрагимбекова, Виля Орджоникидзе, Анатолия Алексина, Радия Погодина, Аллы Драпкиной, Макса Бременера, Владимира Железникова, Анатолия Мошковского, Сергея Вольфа.
Каждого можно причислить к классикам малого жанра. Удовлетворяя потребности читателей в «захватывающих» сюжетах, свойственным рассказам названных писателей, библиотекарь получает возможность нацеливать подростков на углубленное, интенсивное чтение, ибо названные авторы умели сочетать остроту сюжета с «плотностью» слова и с глубоким нравственным смыслом своих произведений. Приучившись читать рассказы, построенные на ярких сюжетах, подростки в перспективе по мере читательского развития могут перейти к малосюжетным рассказам Виктора Астафьева, Евгения Носова, Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Нагибина, Василия Шукшина, Михаила Пришвина, Юрия Казакова, Владимира Солоухина, Валерия Попова и других писателей, достигших вершин в создании требовательного жанра.
Говоря о месте рассказа в круге чтения школьников и о динамике их читательского развития, писатель Юрий Нагибин отмечал: «Когда школьник уже почувствует тягу к произведениям “малой прозы”, то можно предложить ему рассказы настроения, глубокого содержания, но с ослабленной фабулой — рассказы А. Чехова, О. Генри, М. Твена, несущие большой познавательный смысл, расширяющие представление о мире, дающие образ своей страны. И только затем уже в круг чтения юношей и девушек могут и должны войти рассказы совершенно бессюжетные, философские, огромной художественности».
За подростков, увлеченных жанром рассказа, библиотекарь может быть спокойным, эти читатели на верном пути к большой, серьезной, глубокой литературе, к качественному общению с искусством слова любого другого жанра.
Несколько минут в день, потраченных на чтение рассказа, обернутся для подростка школой чтения, школой размышления не только о литературе, но и о жизни, о самом себе.
Если школьник поднялся до высоты малого прозаического жанра, каким является жанр рассказа, то это значит, что он поднялся на новую ступень умственного и душевного развития.
В своей статье «Не в жанре дело» Виктор Астафьев писал: «Размышляя о своеобразии работы с рассказом, мы думаем в конечном итоге не столько о чтении этого жанра, сколько о духовном становлении личности в целом, о более полной реализации воспитательных возможностей, заложенных в искусстве слова».
Я сама люблю этот жанр и много использовала его в работе с детьми и студентами. Мне привила вкус к этому жанру удивительный человек Ольга Федоровна Хузе — методист Ленинградского дома детской книги. В частном разговоре она раскрыла мне огромное нравственное содержание рассказа Юрия Нагибина «Эхо», не упустив в нем ни одной детали. На всю жизнь запомнила я этот рассказ и усвоила ее метод прочтения: в малом показать большое. А нынче по ее примеру я практикую обсуждения в среде коллег.
Для примера покажу примерный ход обсуждения короткого рассказа Анатолия Приставкина «Фотографии», взятого из его сборника рассказов «Трудное детство».
Вот этот рассказ:
«Мы жили далеко от дома, я и моя сестренка, которой было шесть лет. Чтобы она не забывала родных, раз в месяц я приводил сестренку в нашу холодную спальню, сажал на кровать и доставал конвертик с фотографиями.
— Смотри, Люда, вот наша мама. Она дома, она сильно болеет.
— Болеет... — повторяла девочка.
— А это папа наш. Он на фронте, фашистов бьет.
— Бьет...
— Вот это тетя. У нас неплохая тетя.
— А здесь?
— Здесь мы с тобой. Вот это Людочка. А это я.
И сестренка хлопала в крошечные синеватые ладошки и повторяла: “Людочка и я. Людочка и я...”
Из дому пришло письмо. Чужой рукой было написано о нашей маме. И мне захотелось бежать из детского дома куда-нибудь. Но рядом была моя сестренка. И следующий вечер мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели фотографии.
— Вот папа наш, он на фронте, и тетя, и маленькая Людочка...
— А мама?
— Мама? Где же мама? Наверное, затерялась… Но я потом найду. Зато смотри, какая у нас тетя. У нас очень хорошая тетя.
Шли дни, месяцы. В морозный день, когда подушки, которыми затыкали окна, покрывались пышным инеем, почтальонша принесла маленький листок. Я держал его в руках, и у меня мерзли кончики пальцев. И что-то коченело в животе. Два дня я не приходил к сестренке. А потом мы сидели рядом, смотрели фотографии.
— Вот наша тетя. Посмотри, какая у нас удивительная тетя! Просто замечательная тетя. А здесь Людочка и я...
— А где же папа?
— Папа? Сейчас посмотрим.
— Затерялся, да?
— Ага. Затерялся.
И сестренка переспросила, подымая чистые испуганные глаза.
— Насовсем затерялся?
Шли месяцы, годы. И вдруг нам сказали, что детей возвращают в Москву к родителям. Нас обошли с тетрадкой и спросили, к кому мы собираемся ехать, кто у нас есть из родственников. А потом меня вызвала завуч и сказала, глядя в бумаги:
— Мальчик, здесь на некоторое время остается часть наших воспитанников. Мы оставляем и тебя с сестренкой. Мы написали вашей тете, спрашивали, может ли она вас принять. Она, к сожалению...
Мне зачитали ответ.
В детдоме хлопали двери, сдвигались в кучу топчаны, скручивались матрацы. Ребята готовились в Москву. Мы сидели с сестренкой и никуда не собирались Мы разглядывали фотографии.
— Вот Людочка. А вот я.
— А еще?
— Еще? Смотри, и здесь Людочка. И здесь... И меня много. Ведь нас очень много, правда?»
Если кто-то из читателей скажет, что это рассказ о войне, он будет прав, хотя слова «война» здесь нет. Но есть разбитые стекла, которые обыденно затыкают заиндевевшими подушками, есть холодные спальни, есть синеватые ладошки шестилетней девочки и есть сообщение, что жили дети далеко от дома. И еще есть смерть мамы и гибель на фронте отца, и есть детдом. Все это война, покалечившая судьбы детей. Будет прав и тот, для кого этот рассказ — о сиротстве, хотя и этого слова здесь тоже нет, и только один раз упоминается слово «детдом».
Нельзя не согласиться и с теми, кто скажет, что это рассказ о дружбе и трогательной заботе старшего брата о младшей сестренке. Трудно опровергнуть и мнение того, для кого этот рассказ — О роли семьи в жизни детей, хотя слова «семья» здесь тоже нет, но есть конвертик с фотографиями, олицетворявший семью, и есть брат с сестрой, а значит, семья жива, а это уже так много, когда идет война. Трижды мальчик получает известия, написанные на листках бумаги, но ни разу не сказано, что именно содержалось в этих листках, хотя сказано, что встречи брата и сестренки для разглядывания фотографий участились. Обычно эти встречи проходили раз в месяц. После сообщения о маме мальчик пришел к сестре на следующий же день, а после сообщения об отце — через два дня. Случайно ли это? И почему он не считал возможным сказать сестренке правду о смерти родителей?
Ответ должен дать читатель. Он рассчитан на творчество читателя, на его догадку. Слов в рассказе мало, а для размышлений о драматизме жизни детей в военное время и психологическом мастерстве писателя — огромный простор.
Неслучайно этот рассказ включила в свою книгу «Талант читателя», изданную в издательстве «Детская литература» в 1967 году, учительница Л.Е. Ковалева. Прошло полвека, а рассказ не утратил своего значения. Лучшего образа детства времен войны, трогающего за душу, трудно найти.
Какие же вопросы напрашиваются для разговора об этом рассказе? Они могут быть разными. О некоторых я уже сказала. Обычно первым я ставлю такой:
О чем этот рассказ, какие жизненные и читательские ассоциации он вызывает?
Как объяснить, что дети оказались далеко от дома?
Говорят, что рассказ печальный. Есть ли в нем хоть какая-то нотка радости?
Почему так важно было детям рассматривать фотографии, что они для них значили?
Почему из всех возможных вариантов названий рассказа (участники обсуждения могут предложить свои варианты) писатель выбрал именно «Фотографии»?
Как объяснить, что, по мере сообщений, присланных на листках бумаги, учащались встречи брата с сестрой и последовательно исчезли из конвертика фотографии матери, отца и тети? Что за этим стоит? Почему при рассматривании фотографий раз от разу менялась характеристика тети: сначала мальчик говорил, что она «неплохая», позже — «хорошая», а когда дети совсем осиротели, стала «удивительная» и «замечательная»? Ваши варианты объяснения, почему она не взяла детей из детского дома, что могло содержаться в ее письме к завучу? Если текст рассказа у вас перед глазами, то вы наверняка обратили внимание, что в нем много многоточий. Как вы думаете, почему? Как вы понимаете концовку рассказа — слова мальчика, сказанные своей шестилетней сестренке: «Ведь нас очень много, правда?»
И.И. ТИХОМИРОВА, доцент Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств
[I] Автор размышляет о воспитательных возможностях не только рассказа, но и небольшой по объему повести.