Тихомирова И. Жанр огромных воспитательных возможностей / И. Тихомирова // Школьная библиотека. – 2010. – № 2. – С. 27-31.

Специалисты установили, что вос­приятие художе­ственных произведений зависит от природы воспринимаемого жанра, задается его специфи­кой. Каждый жанр предъ­являет читателю свои требования. Не будет преувеличением сказать: сколько разновидностей литературы, столько и разновидностей чтения и, следовательно, столько и вариантов руководства чтением.

Библиотекарь-педагог должен понимать не только границы жанра, но и видеть в каждом свои преимущества, которыми в работе с читателем надо умело воспользоваться.

В этой связи уместно остановиться на ро­ли жанра рассказа в библиотечной работе с детьми[I]. Этот жанр остается неоцененным в должной мере ни библиотекарями, ни самими детьми, особенно подростками и старшими школьниками, в то время как он является жан­ром, таящим неисчерпаемые воспитательные возможности.

Вот что говорят об этом жанре дети:

«Рассказы не запоминаются — они короткие и быстро вылетают из головы».

«Рассказ только дразнит: начнешь читать, а он уже кончился».

«Рассказы короткие, в них мало событий».

Слабость этого жанра подростки видят имен­но в его краткости. Учебник «Родная литература» для 5 класса, дающий детям начальные понятия об этом жанре, определяет его именно с количе­ственной стороны. Между тем еще Белинский писал, что в отличие от романа и драмы рассказ в свои тесные рамки заключает такие собы­тия, «которые глубоки, которые в одном мгновении сосредотачивают столько жизни, сколько не изжить и в века».

Виктор Тельпугов, писатель, успешно рабо­тавший в жанре короткого рассказа, отмечал: «Автор миниатюр, обращаясь к темам большим и значительным, зачастую должен высечь поэти­ческую искру из кремешка, вроде бы самого ма­ленького, чуть ли не из песчинки. Но искра долж­на быть сильной».

Лаконичность рассказа образуется от осо­бой концентрации материала, от выбора само­го необходимого, когда ни прибавить, ни уба­вить ничего невозможно. О рассказах Чехова Леонид Леонов писал, что в них «весит тонны каждая строка такого плотного словесного ве­щества». Уплотненность, сжатость мысли в сло­ве — отличительный признак любого полноцен­ного рассказа. Писатели признаются: большую вещь писать легче и быстрей, чем маленькую. В последней не должно быть лишних слов. Плот­ность текста рассчитана на творчество читате­ля, которому приходится дорисовывать что-то в своем воображении за автора, стремиться раз­гадать его намеки. Пять шестых айсберга, ка­ким считают критики рассказ, составляют недо­молвки.

«Рассказ этот, — писал К. Чуковский о «Скрип­ке Ротшильда» А. Чехова, — совершенно недос­тупен тому, кто попытается уразуметь его смысл, не вникая в многосложную и прихотливую цепь образов; кто хоть на мгновение забудет о том, что только во взаимодействии образов, в их внутрен­нем сплетении, в их связи, в их живой диалектике вскрываются подлинные идеи, идеалы, стремле­ния и симпатии Чехова».

Сказанное имеет отношение к чтению любого полноценного рассказа. Чтобы правильно его прочесть, надо уметь проникать в глубь художе­ственных образов, видеть их во взаимосвязи, ощущать целостность произведения, чувство­вать емкость детали, отвечать на творчество пи­сателя читательским творчеством. Как для писа­теля рассказ — мера его таланта («Здесь вы весь как на ладони», — говорил Алексей Толстой), так и для читателя. Для того и другого, чтобы «высечь поэтическую искру из кремешка, вроде бы само­го маленького, чуть не из песчинки», нужно, что­бы искра была сильной.

Для читателя «сила искры» — в его умении чи­тать. Недаром опытные библиотекари строят разговор с читателями о том, как читать художе­ственную литературу, именно на материале жан­ра рассказа. В качестве примера библиотечного урока, посвященного чтению художественного текста, я часто привожу опыт Г.А. Голубевой, ны­не заведующей детским отделом ЦБС Выбор­гского района Санкт-Петербурга, а ранее — ме­тодиста этого отдела. На ее занятия записывались в очередь чуть ли не все школы микрорайона. Бе­седу о рассказе (для каждого возраста — свои рассказы) она вела обычно сразу после проч­тения его вслух в детской аудитории, когда об­разы в сознании слушателей еще не утратили свежести и полноты жизни, когда соучастие с героями не угасло, нравственное чувство нап­ряжено, мысль возбуждена, когда ответная реакция ищет выхода.

Пристально вглядываясь в текст, останавли­вая взгляд подростков на явлениях, фактах, «ме­лочах», мимо которых они часто проходят, не за­метив (походка, лицо, манера, улыбка, взгляд, движение рук персонажа), Галина Александровна открывает в увиденном то, что ведет к познанию характера, ситуации, увязывается с жизнью и опытом школьников. Не назиданиями, не настав­лениями («читай внимательно, вдумчиво, нето­ропливо»), а путем показа постижения образа, ведя читателей за собой, раскрывая богатство и насыщенность каждой строчки, путем активиза­ции творчества читателя добивалась она боль­ших успехов в воспитании читательской культу­ры, а вместе с ней и нравственной культуры. Так формировала она образное мышление читателя- слушателя, развивала вкус, утончала восприя­тие, заставляла приглядываться к поведению жи­вых людей, задумываться о себе самом. А сегод­ня Галина Александровна передает другим библиотекарям опыт своего педагогического мастерства.

Интересен опыт работы с жанром рассказа школьного библиотекаря Н.Р. Бершадской в сов­местной деятельности с учителем В.З. Халимо­вой (московская школа № 610). Об их опыте в свое время писала «Комсомольская правда» в рубрике «Алый парус». Вышла их совместная кни­га «Литературное творчество учащихся в школе» (1988). В этой школе была традиция писать сочи­нения-отзывы — «Размышления по поводу про­читанного рассказа», — которые служили пред­метом последующего обсуждения их с авторами. Знакомясь с отзывами сверстников, сравнивая их с собственным мнением о прочитанном рас­сказе, подростки убеждались в многогранности художественного произведения малой формы и в то же время — лучше узнавали друг друга. Вклю­чались в письменный разговор и сами руководи­тели детским чтением. О нацеленности на позна­ние самих себя хорошо говорит, например, пре­дуведомление к альбому отзывов на рассказ В. Орджоникидзе «Часы». «Этот рассказ затронул каждого из вас, причем затронул по-разному. Кто-то на месте Алеши увидел самого себя, и ему показалось, что этот случай произошел лично с ним. Кто-то, прочтя рассказ, с гордостью поду­мал о своих родителях, которые в аналогичных случаях поступили бы не так, как родители Але­ши... Впрочем, почитайте отзывы. Подумайте над ними. В них много интересных, нестандартных мыслей. Если вы будете читать эти работы доста­точно вдумчиво, то и друг друга увидите нестан­дартно, не только так, как привыкли видеть в шко­ле, а может быть, и совсем не так». Знакомясь с отзывами, а их десятки на один рассказ — раз­ных, неповторимых, неожиданных, — осязаемо понимаешь слова Белинского о том, что «в одном мгновении маленького произведения столько жизни, сколько не изжить и в веках».

Умело использовали в своих пособиях преи­мущество небольшого произведения для воспи­тания читателей методисты Нижегородской об­ластной детской библиотеки. Они словно мед­ленно поворачивали перед читателями произведение, останавливая их внимание то на одной, то на другой его грани, нацеливая на из­влечение из минимума слов максимума мыслей.

Так, маленькую повесть В. Тендрякова «Ве­сенние перевертыши» они рассмотрели в разных аспектах: «Дюшка и весь мир», «Дюшка и “непо­нятный” мир взрослых», «Дюшка и его сверстни­ки-мальчишки», «Дюшка и любовь». В первом аспекте внимание подростков со­средотачивается на глобаль­ных проблемах мироздания, которые приходится решать Дюшке: речь идет о вопросах человеческого бытия, о мес­те человека в этом мире.

Во второй теме главное — взаимоотношение взрослых и детей, сложность этих взаимоотношений. Суть следующих тем — в проти­вопоставлении разных жизненных позиций самих подростков, а также в духовном становлении ге­роя, его нравственном взрослении. В каждом случае тема решается не сообщением готовых нравственных истин, а путем острых проблемных вопросов, стимулирующих самостоятельную мысль читателей. Такая многовариантность ра­боты с одним произведением (тем более малого объема) — редкое явление в наших методичес­ких пособиях и в прошлые годы. А ныне их вооб­ще не встретишь. А жаль. Она заслуживает вся­ческой поддержки и развития, ибо диктуется та­лантливым произведением и направлена на развитие талантливого читателя и нравственной личности.

Умные библиотекари составляют из сбор­ников рассказов лучших писателей «банк проблемных ситуаций», который используют в своей работе, удовлетворяя спрос на лите­ратуру нравственной тематики.

Если говорить о наших днях, то опыт проду­манной и глубокой работы с жанром рассказа мы встретили в Центральной детской библиотеке им. Пушкина г. Сарова Нижегородской области. Здесь взяты за основу рассказы А.С. Пушкина, чье имя носит библиотека. В статье «Продвиже­ние русской классической литературы: новые подходы» ее автор Т.М. Плохотник рассказала, как в библиотеке со старшеклассниками они об­суждали повесть «Барышня-крестьянка».

Оригинальность и сила их опыта состоит в том, что в нем использованы атрибуты се­годняшней жизни юношества: блоги и чаты Интернета, реа­лии наших дней, текст и видео­ряд. Все это ведет читателей через конкретику взаимоот­ношений персонажей к разго­вору о сегодняшних пробле­мах юности.

Рассказ о старой жизни дворянства приобретает в об­щении с читателями актуальность и соотносится с тем, что волнует юношество во все времена — выстраивание взаимоотношений молодых лю­дей, а заодно и их отцов. Здесь идет разговор и о проблеме «быть и казаться».

В опыте органично соединены несколько ме­тодик и средств воздействия — звук, речь, гром­кое чтение, просмотр фильма с остановками, об­суждение вопросов, связанных с взаимоотноше­ниями главных героев. Ведущий обсуждение библиотекарь умело стимулировала аналогии между тем, как развивались отношения главных героев рассказа, и как это часто происходит нын­че в реальных взаимоотношениях юношей и де­вушек. Участники разговора подставляли и представляли себя на месте героев. Оригиналь­ным элементом хода обсуждения являлась иден­тификация мнения самого библиотекаря с про­исходящими событиями («Я помню, как мы...», «Мне показалось... а как вы считаете?», «Я бы, на­верное, не решилась, а вы?» и т.п.), пробуждение ассоциаций с другими произведениями Пушки­на, Шекспира и современных писателей на тему любви и характера взаимоотношений между ге­роями.

Важно отметить, что разговор о литературном произведении перемежается в опыте с разгово­ром о современной жизни, соединяется с опытом взаимоотношений самих участников обсужде­ния. Откровения взрослого человека порождают откровения юных. Подъем эмоций, с каким поки­дали это мероприятие дети и взрослые, говорит о его успехе.

Произведение «не про на­шу жизнь» оказалось произ­ведением о каждом из присут­ствующих. Разные поколения участников обсуждения расска­за поняли друг друга.

Помня, что подросткам по душе произведения, где происходит что-то увлекательное и необычное, полезно привлечь для обсуждения рассказы пи­сателей прошлых лет — признан­ных мастеров малого жанра и интересных сюжетов.

Среди них замечательные рассказы писателей Юрия То­мина, Николая Внукова, Фазиля Искандера, Максуда Ибрагимбекова, Виля Орджоникидзе, Анатолия Алексина, Радия Погодина, Аллы Драпкиной, Макса Бременера, Владими­ра Железникова, Анатолия Мошковского, Сергея Вольфа.

Каждого можно причислить к классикам малого жанра. Удовлет­воряя потребности читателей в «зах­ватывающих» сюжетах, свойствен­ным рассказам названных писа­телей, библиотекарь получает возможность нацеливать подрост­ков на углубленное, интенсивное чтение, ибо названные авторы уме­ли сочетать остроту сюжета с «плот­ностью» слова и с глубоким нрав­ственным смыслом своих произведе­ний. Приучившись читать рассказы, построенные на ярких сюжетах, подростки в перспективе по мере читательс­кого развития могут перейти к малосюжетным рассказам Виктора Астафьева, Евгения Носова, Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Нагибина, Василия Шукшина, Михаила Пришвина, Юрия Казакова, Влади­мира Солоухина, Валерия Попова и других писателей, достигших вершин в создании требова­тельного жанра.

Говоря о месте рассказа в круге чтения школьников и о динамике их читательского раз­вития, писатель Юрий Наги­бин отмечал: «Когда школь­ник уже почувствует тягу к произведениям “малой про­зы”, то можно предложить ему рассказы настроения, глу­бокого содержания, но с ос­лабленной фабулой — рас­сказы А. Чехова, О. Генри, М. Твена, несущие большой познавательный смысл, рас­ширяющие представление о мире, дающие образ своей страны. И только затем уже в круг чтения юношей и девушек могут и должны войти рас­сказы совершенно бессю­жетные, философские, ог­ромной художественности».

За подростков, увлеченных жанром рассказа, библиоте­карь может быть спокойным, эти читатели на верном пу­ти к большой, серьезной, глубокой литературе, к каче­ственному общению с искус­ством слова любого другого жанра.

Несколько минут в день, пот­раченных на чтение рассказа, обернутся для подростка школой чтения, школой размышления не только о литературе, но и о жизни, о самом себе.

Если школьник поднялся до высоты малого прозаического жанра, каким является жанр рассказа, то это значит, что он поднялся на новую ступень умственного и душевного развития.

В своей статье «Не в жанре дело» Виктор Ас­тафьев писал: «Размышляя о своеобразии работы с рассказом, мы думаем в конечном итоге не столько о чтении этого жанра, сколько о духовном становлении личности в целом, о более полной реализации воспитательных возможностей, зало­женных в искусстве слова».

Я сама люблю этот жанр и много использовала его в работе с детьми и студентами. Мне привила вкус к этому жанру удивительный человек Ольга Федоровна Хузе — методист Ленинградского до­ма детской книги. В частном разговоре она рас­крыла мне огромное нравственное содержание рассказа Юрия Нагибина «Эхо», не упустив в нем ни одной детали. На всю жизнь запомнила я этот рассказ и усвоила ее метод прочтения: в малом показать большое. А нынче по ее примеру я практикую обсуждения в среде коллег.

Для примера покажу примерный ход об­суждения короткого рассказа Анатолия Приставкина «Фотографии», взятого из его сбор­ника рассказов «Трудное детство».

Вот этот рассказ:

«Мы жили далеко от дома, я и моя сестрен­ка, которой было шесть лет. Чтобы она не за­бывала родных, раз в месяц я приводил сест­ренку в нашу холодную спальню, сажал на кровать и доставал конвертик с фотография­ми.

— Смотри, Люда, вот наша мама. Она до­ма, она сильно болеет.

— Болеет... — повторяла девочка.

— А это папа наш. Он на фронте, фашистов бьет.

— Бьет...

— Вот это тетя. У нас неплохая тетя.

— А здесь?

— Здесь мы с тобой. Вот это Людочка. А это я.

И сестренка хлопала в крошечные синева­тые ладошки и повторяла: “Людочка и я. Лю­дочка и я...”

Из дому пришло письмо. Чужой рукой было написано о нашей маме. И мне захотелось бе­жать из детского дома куда-нибудь. Но рядом была моя сестренка. И следующий вечер мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели фотографии.

— Вот папа наш, он на фронте, и тетя, и ма­ленькая Людочка...

— А мама?

— Мама? Где же мама? Наверное, затеря­лась… Но я потом найду. Зато смотри, какая у нас тетя. У нас очень хорошая тетя.

Шли дни, месяцы. В морозный день, когда подушки, которыми затыкали окна, покрыва­лись пышным инеем, почтальонша принесла маленький листок. Я держал его в руках, и у меня мерзли кончики пальцев. И что-то коче­нело в животе. Два дня я не приходил к сест­ренке. А потом мы сидели рядом, смотрели фотографии.

— Вот наша тетя. Посмотри, какая у нас удивительная тетя! Просто замечательная те­тя. А здесь Людочка и я...

— А где же папа?

— Папа? Сейчас посмотрим.

— Затерялся, да?

— Ага. Затерялся.

И сестренка переспросила, подымая чис­тые испуганные глаза.

— Насовсем затерялся?

Шли месяцы, годы. И вдруг нам сказали, что детей возвращают в Москву к родителям. Нас обошли с тетрадкой и спросили, к кому мы собираемся ехать, кто у нас есть из родственников. А потом меня вызвала завуч и сказала, глядя в бумаги:

— Мальчик, здесь на некоторое время ос­тается часть наших воспитанников. Мы остав­ляем и тебя с сестренкой. Мы написали вашей тете, спрашивали, может ли она вас принять. Она, к сожалению...

Мне зачитали ответ.

В детдоме хлопали двери, сдвигались в ку­чу топчаны, скручивались матрацы. Ребята готовились в Москву. Мы сидели с сестренкой и никуда не собирались Мы разглядывали фо­тографии.

— Вот Людочка. А вот я.

— А еще?

— Еще? Смотри, и здесь Людочка. И здесь... И меня много. Ведь нас очень много, правда?»

Если кто-то из читателей скажет, что это рас­сказ о войне, он будет прав, хотя слова «война» здесь нет. Но есть разбитые стекла, которые обыденно затыкают заиндевевшими подушками, есть холодные спальни, есть синеватые ладошки шестилетней девочки и есть сообщение, что жи­ли дети далеко от дома. И еще есть смерть мамы и гибель на фронте отца, и есть детдом. Все это война, покалечившая судьбы детей. Будет прав и тот, для кого этот рассказ — о сиротстве, хотя и этого слова здесь тоже нет, и только один раз упоминается слово «детдом».

Нельзя не согласиться и с теми, кто скажет, что это рассказ о дружбе и трогательной заботе старшего брата о младшей сестренке. Трудно опровергнуть и мнение того, для кого этот рас­сказ — О роли семьи в жизни детей, хотя слова «семья» здесь тоже нет, но есть конвертик с фо­тографиями, олицетворявший семью, и есть брат с сестрой, а значит, семья жива, а это уже так много, когда идет война. Трижды мальчик по­лучает известия, написанные на листках бумаги, но ни разу не сказано, что именно содержалось в этих листках, хотя сказано, что встречи брата и сестренки для разглядывания фотографий учас­тились. Обычно эти встречи проходили раз в ме­сяц. После сообщения о маме мальчик пришел к сестре на следующий же день, а после сообще­ния об отце — через два дня. Случайно ли это? И почему он не считал возможным сказать сест­ренке правду о смерти родителей?

Ответ должен дать читатель. Он рассчитан на творчество читателя, на его догадку. Слов в рас­сказе мало, а для размышлений о драматизме жизни детей в военное время и психологическом мастерстве писателя — огромный простор.

Неслучайно этот рассказ включила в свою книгу «Талант читателя», изданную в издательстве «Детская литература» в 1967 году, учительница Л.Е. Ковалева. Прошло полвека, а рассказ не утра­тил своего значения. Лучшего образа детства вре­мен войны, трогающего за душу, трудно найти.

Какие же вопросы напрашиваются для разго­вора об этом рассказе? Они могут быть разными. О некоторых я уже сказала. Обычно первым я ставлю такой:

О чем этот рассказ, какие жизненные и чита­тельские ассоциации он вызывает?

Как объяснить, что дети оказались далеко от дома?

Говорят, что рассказ печальный. Есть ли в нем хоть какая-то нотка радости?

Почему так важно было детям рассматривать фотографии, что они для них значили?

Почему из всех возможных вариантов назва­ний рассказа (участники обсуждения могут пред­ложить свои варианты) писатель выбрал именно «Фотографии»?

Как объяснить, что, по мере сообщений, прис­ланных на листках бумаги, учащались встречи брата с сестрой и последовательно исчезли из конвертика фотографии матери, отца и тети? Что за этим стоит? Почему при рассматривании фо­тографий раз от разу менялась характеристика тети: сначала мальчик говорил, что она «непло­хая», позже — «хорошая», а когда дети совсем осиротели, стала «удивительная» и «замечатель­ная»? Ваши варианты объяснения, почему она не взяла детей из детского дома, что могло содер­жаться в ее письме к завучу? Если текст рассказа у вас перед глазами, то вы наверняка обратили внимание, что в нем много многоточий. Как вы думаете, почему? Как вы понимаете концовку рассказа — слова мальчика, сказанные своей шестилетней сестренке: «Ведь нас очень много, правда?»

И.И. ТИХОМИРОВА, доцент Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств

 

[I] Автор размышляет о воспитательных возможностях не только рассказа, но и небольшой по объему повести.