Зиман Л.Четыре путешествия Лемюэля Гулливера : к 345летию со дня рождения / Л. Зиман. // Школьная библиотека. – 2012 .– № 67. – С. 153-159.
К 345летию со дня рождения Джонатана Свифта
Вряд ли можно найти человека, незнакомого с путешествиями Гулливера к лилипутам и великанам. А, вместе с тем, довольно многие не могут назвать автора книг о нем, не знают даже, в какой стране он родился. Подобно Дон Кихоту и барону Мюнхгаузену, символу вечного детства Питеру Пэну и деревянному человечку Пиноккио, Гулливер отделился от своего автора и зажил самостоятельной жизнью. «Он не нуждается не только в авторе, — писал еще в 1935 году литературовед Д.П. СвятополкМирский, — но даже в собственной литературной форме: как миф, сказка или исторический факт...». (Статьи о литературе. — М., 1987. — С. 71). Между прочим, в подброшенной 285 лет назад на крыльцо лондонского типографщика рукописи имени автора не стояло, было лишь приложено сопроводительное письмо некоего Ричарда Симпсона, который ручался в правдивости всего, что здесь описал его родственник Лемюэль Гулливер.
Но и педагогам, и библиотекарям известно, что даже подростки (самостоятельное бытие персонажа, оторвавшегося от автора, характерно именно для детской литературы) обращаются к полной версии романа о Гулливере, который совершил путешествия нетолько к лилипутам и великанам, пытаясь разобраться в сложной системе и социальнополитических, и философских взглядов именно автора — Джонатана Свифта (1667 — 1745), которые, конечно же, отражены не только в размышлениях Гулливера, но во всей структурнообразной системе четырех, а не двухчастного романа.
Не так давно у нас отмечали 285летний юбилей Гулливера, так сказать, персонажа без автора. Журнал «Читайка» даже посвятил ему свой очередной номер (№ 11, 2011).
Через год после юбилея литературного персонажа — 30 ноября 2012 года — литературная и педагогическая общественность будет отмечать 345 лет со дня рождения писателя Джонатана Свифта, создателя книг о приключениях Гулливера. Но собственная биография Свифта ничего общего не имеет с биографией его героя — Гулливера.
СУДЬБА ПИСАТЕЛЯ
Свифт родился в Дублине, столице Ирландии, куда отец его, бедный чиновник, переехал из Англии в поисках заработка. Отец вскоре умер, оставив жену и маленькую дочку без средств к существованию. Джонатан родился через несколько месяцев после смерти отца. Воспитывал его дядя вдали от матери, которая уехала в Англию. Едва мальчику исполнилось шесть лет, его отдали в закрытую школу. В четырнадцать лет Джонатан поступил на богословский факультет Дублинского университета, по окончании которого отправился к матери в Англию, где устроился домашним секретарем к богатому родственнику — философу-эпикурейцу лорду Темплю. Наряду с секретарскими обязанностями он давал уроки Эстер — незаконной дочери Темпля, прижитой им от экономки. В дальнейшем она станет женой Свифта и одновременно — героиней его стихов, где предстанет перед читателями под именем Стелла, что в переводе с латинского языка переводится как «звезда». Эстер умерла в 1728 году в возрасте 47 лет, Свифт пережил ее на 17 лет.
Десять лет (1689 — 1699) провел Джонатан Свифт в доме у лорда Темпля. В эти годы он много времени посвящал работе в библиотеке, иногда, по свидетельству биографов, читал по 16 часов в сутки. В это же время писал острые политические памфлеты. Один из них — «Сказка бочки», изобличавший лицемерное пуританство, а также воцарившийся в Англии дух продажности, будет опубликован уже позже, в начале XVIII века, и окажет значительное влияние, как на общественную жизнь страны, так и на судьбу самого автора памфлета.
После смерти лорда Темпля Свифт до 1713 года числился приходским священником англиканской церкви в глухом ирландском местечке, но подолгу жил в Лондоне, где безвозмездно работал в парламенте.
Свифт сыграл существенную роль в таком значимом международном событии, как прекращение войны англичан с Францией (1700—1713) — так называемой «войны за испанское наследство», в которой командующий английскими войсками герцог Мальборо брал взятки у французского короля за проигранные ему сражения. Утрехтский мир, положивший конец этой позорной бойне, многие современники даже называли «свифтовским миром».
Но после доноса об авторстве «Сказки бочки», которая была опубликована анонимно, несмотря на все свои заслуги перед правительством тори, королева Анна удалила Свифта из Лондона. Он получил место декана (настоятеля) Дублинского собора, где оставался до конца жизни. «Это была ссылка, — пишет литературовед З.Т. Гражданская, — хотя и почетная» (От Шекспира до Шоу. — М., 1982. — С. 43).
Свифт посвятил себя защите интересов ирландского народа, прозябавшего в нищете и в бесправии. В последние годы жизни, страдавший от одиночества после смерти ЭстерСтеллы, он начинает глохнуть, глухота возрастает из года в год, его мучают головные боли.
Творчество Джонатана Свифта тесно связано с идеологией Просвещения — передовой идеологией эпохи кризиса феодального общества.
Просветители считали себя носителями разума. Прошлое отвергалось ими как неразумное (прежде всего это относится к огромному периоду феодализма), а будущее представлялось «царством разума», которое должно основываться на «естественном равенстве» Ряд просветителей в те времена выдвигает идеал «естественного человека», не испорченного многовековой цивилизацией. Крайней формой этой идеи стал руссоистский идеал «дитяти природы», который позже «поднимут на щит» писатели-романтики.
Свифт явился первым из просветителей, усомнившихся в иллюзиях Просвещения. Он в своих произведениях не щадил ни феодальную аристократию, ни новое поколение буржуазных дельцов, авантюристов.
Единственный написанный им и на века обессмертивший его роман о Гулливере появился в 1726 году, когда автору было уже под 60. Полное название его — «Путешествия в различные отдаленные страны мира (в четырех частях) Лемюэля Гулливера, вначале хирурга, а затем капитана нескольких кораблей».
В каждой из частей романа рассказывается об очередном необычном путешествии главного героя: к лилипутам, к великанам, на летающий остров, в страну лошадейгуигнгнмов. О врачебной деятельности Гулливера мы на протяжении четырех книг так ничего и не узнаем, кроме того, что, будучи в стране великанов, он удалил мозоль у фрейлинывеликанши. В каждом из путешествий герой книги так или иначе оказывается вовлеченным в жизнь страны, но роль его чаще пассивная, да и вообще автора больше интересует сама страна, чем этот путешественник. Одним словом, Гулливер, в первую очередь, посредник между изобретенным автором фантастическим материалом и читателем, он как бы глаза, которыми автор смотрит на мир.
Попадает Гулливер в мир фантастический, подчас нелепый, даже абсурдный. Но рассказывает о нем с неподдельной серьезностью и деловитостью, утверждая «достоверность» этого мира при помощи конкретных фактов и цифр. Никаких словесных украшений: это дневник,
цель которого — точная и убедительная передача всего увиденного. «Больше всего заботился я... о правде, — пишет автор дневника, — нисколько не стараясь блеснуть ни образованностью, ни слогом».
У ЛИЛИПУТОВ
Лилипутию, первую страну, куда попадает Гулливер, населяют человечки, которые в 12 раз меньше среднего взрослого европейца и в 1728 раз легче. На сегодняшний день слово лилипут широко распространено в европейских, в том числе в русском, языках. Оно обозначает любого низкорослого человека, подчас попросту ребенка. В романе Свифта это слово появилось впервые. Оно восходит к английскому little, lillilli tle — маленький, малюсенький (первая часть слова) и латинскому putidus — испорченный (вторая часть слова, от которой нам также известны производные: итальянские putta — девушка и puttana — проститутка).
Свифтовские карлики все время пыжатся, «надуваются», демонстрируя свою «значительность». Добиваясь высоких должностей, придворные пляшут на канате; министром становится тот, кто выше прыгнет через веревочку. Ордена в виде шелковых лент добывают либо ползая на брюхе под палкой, либо перепрыгивая через нее. Чтобы достичь поста премьер министра, надо, кроме всего прочего, предать своего предшественника. После смерти министра или его отставки объявляется праздник с плясками на канате. Во всех этих описаниях восхождения по карьерным лестницам явственно звучит сатира на английскую политическую жизнь.
В двух враждующих партиях — высоких и низких каблуков — мы видим пародию на борьбу двух парламентских партий: тори и вигов. У наследника престола один каблук выше другого, «вследствие чего походка его высочества прихрамывающая». (Здесь и далее цит. по переводу А.А. Франковского). Это прямой намек на Георга I, который «служил двум господам» — искал поддержку и у лидеров тори, и у «обиженных» вигов. А в бескомпромиссной борьбе «остроконечников» и «тупоконечников», смертельно обиженных друг на друга по поводу того, с какой стороны следует разбивать яйца, отображены религиозные войны, в частности, между протестантами и католиками. Намек на реальность здесь довольно прозрачный: исходная разница в религиозных доктринах, которая нередко приводит к большой крови, очень часто, по мнению Свифта, не стоит выеденного яйца.
За то, что Гулливер отказал лилипутам в помощи покорить жителей Блефуску, все министры потребовали его казнить. «И только государственный секретарь Рельдрессер советовал оставить... в живых, но выколоть... глаза». По его мнению, потеря глаз только «прибавит храбрости, так как человек, который не видит опасности, ничего на свете не боится». (Цит. по пересказу Т.Г. Габбе). Сатирическое обобщение здесь допускает различные расшифровки.
Сам же обвинительный акт, предъявленный Гулливеру, — пародия на обвинение в государственной измене группе бывших министров тори, пишет в комментариях к книге А.А. Аникст.
Надо сказать, что исследователи находят у Свифта много прямых намеков на конкретных исторических лиц и на конкретные события из жизни страны. Но «сила сатиры Свифта, — пишет литературовед А.Л. Штейн, — заключается в том, что конкретные факты, персонажи и ситуации обретают общечеловеческий смысл, оказываются действительными для всех времен и народов» (На вершинах мировой литературы. — М., 1988. — С. 159).
Следующая страна, в которую попадает Гулливер, носит название Бробдингнег. Это, по мнению исследователей, анаграмма, в которую входят буквы из слов grand — грандиозный, big — большой, noble — благородный. Слово труднопроизносимое. Свифт любит такие «языколомкие» собственные наименования: столица Бробдингнега — город Лорбрульгруд, имя девочки, ставшей нянькой Гулливера, — Глюмдальклич и т.д. Великаны, жители этой страны, в 12 раз превышают европейцев по росту и в 1728 раз — по весу. Теперь уже Гулливер оказывается в роли лилипута, а автор с его помощью как бы сквозь лупу рассматривает людей. Грязные, потные, с родимыми пятнами величиной с тарелку, с представляющими прямо таки тошнотворное зрелище прыщами и веснушками, обжоры и выпивохи, грубые и безжалостные — такими они представляются взору Гулливера (и автора).
Однако король великанов иной. Он мудр, великодушен, с презрением относится к соотечественникам Гулливера, отказывается от посвящения в тайну огнестрельного оружия (лучше, по его словам, потерять половину собственного королевства), отвергает европейскую политику.
Все попытки Гулливера в наилучшем свете представить различные социальные институты Англии: двухпалатный парламент, судопроизводство, вооруженные силы (в частности, — наемную армию) и др. — вызывают у короля лишь негативную реакцию. Он заметил, что назначения лордов могут быть обусловлены... «прихотью монарха, деньгами... желанием усилить партию, противную общественным интересам»; что при выборе депутатов палаты общин люди с тугим кошельком могут оказывать давление на избирателей. А история Англии, которую с таким патриотическим пафосом излагал ему Гулливер, по его мнению, «есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок».
Король великанов в управлении страной требует только здравого смысла, справедливости, разумности. Он считает, что всякий, кто вместо одного колоса вырастит два, окажет «человечеству большую услугу, чем все политики, вместе взятые». В этом герое Свифт пытается показать просвещенного монарха, однако сама монархия, населенная, может быть, в чем-то и «естественными людьми», но крайне ограниченными и жестокими, далека, конечно же, от разумно устроенного общества.
Фермер, первый хозяин Гулливера, к которому сначала попал главный герой, обращался с ним как с игрушкой, демонстрировал за деньги (при этом часто мошенничая, чтобы собрать бьльший куш), возил по крупным городам королевства, заставляя на потеху толпы выполнять различные трюки. Когда же Гулливер, изможденный до последней степени от всех этих «игр», стал похожим на скелет и фермер начал опасаться его смерти, он цинично продал Гулливера королеве. Во дворце Гулливер стал жертвой козней некоего карлика (прежнего любимца для забав королевского семейства), увидевшего в нем конкурента. Как-то карлик засунул Гулливера в пустую мозговую кость, в другой раз чуть не утопил в чашке со сливками.
Страшное впечатление производит описание публичной казни, превращенной в зрелищное мероприятие.
И хотя автор дневниковых записей, ссылаясь на утверждение короля Бробдингнега, сообщает, что здесь в результате последней гражданской войны — при деде ныне царствующего монарха — было создано справедливое, миролюбивое государство, читателю, конечно же, трудно поддаться обаянию такой «разумной» утопической социальной структуры.
В ЦЕНТРЕ НАУЧНОЙ МЫСЛИ
Следующее место паломничества Гулливера — летающий остров Лапута, который поднимается, опускается и передвигается с одного места на другое с помощью магнитов. Он парит над континентом, где находится много стран с экзотическими названиями (среди них, правда, одна страна со «знакомым именем» — Япония). Название Лапута возводят к испанскому слову la puta, что значит «проститутка» (у итальянцев, как уже говорилось, la putta). Однако Свифт предлагает различную нелепую, фантастичную, абсолютно не обоснованную научными исследованиями этимологию. Это явная насмешка над лингвистами того времени, считает автор комментариев к изданию 1980 года А.А. Аникст.
Лапута под пером Свифта становится объектом сатиры... на науку. Увлеченные математикой и музыкой, ученые-лапутяне ничего другого
не видят и не слышат; слуги хлопают их по ушам, по губам, по глазам, если когото надо выслушать, кому-то ответить, оглянуться, чтобы не упасть в яму или стукнуться головой о столб. Математика и музыка пронизывают весь быт лапутян: на обед подают здесь блюда в форме геометрических фигур либо музыкальных инструментов. Снимая мерку для костюма Гулливера, портной пользуется квадрантом, линейкой и циркулем, старательно вычисляет на бумаге размеры и очертания гулливерова тела. А в результате костюм оказался сшит совсем не по его фигуре, ибо в вычисления портного вкралась математическая ошибка.
Этот начальный эпизод третьей части книги приобретает символическое значение: Свифт постоянно подчеркивает бессмысленность научных изысканий ученых с летающего острова, их оторванность от реальной жизни. Среди персонажей, изображенных здесь с едкой насмешкой, можно узнать, например, Ньютона и его соратников. Почему же с такой чуть ли не ненавистью относится Свифт к ученым? Да потому что считает, что они витают в облаках и не видят ничего «вокруг собственного носа». А в результате — разваливающиеся дома, заброшенные поля, голодные, оборванные люди. Писатель рядом с ученым Лондоном видел обнищавшую полуколонию Ирландию, предмет его постоянных забот.
Показывает Свифт и то, как властители используют научные достижения в своих целях — для подавления мятежей и антиправительственных заговоров: летающий остров устанавливается над мятежным городом и лишает, таким образом, этот город благодетельного действия солнца и дождя.
Один из ученых так называемой Академии прожектеров ставит задачу открывать антиправительственные заговоры. Система всеобщей подозрительности приводит к созданию целой корпорации разведчиков и доносчиков, которые находятся на жалованье у министров. А раскрытие заговоров превращается в махинацию проходимцев, которые стремятся укрепить свою репутацию тонких политиков и... наполнить свои сундуки конфискованным имуществом.
Неудивительно, что политическая сатира третьей части «Путешествий Гулливера» оказывается подчас еще более острой, чем даже в «Путешествии к лилипутам». В королевстве Лаг гнег, чтобы попасть на аудиенцию к королю, необходимо ползти к трону на брюхе и лизать по дороге пол королевского дворца.
Надо сказать, что среди бессмысленных идей академиков-прожектеров Свифт по существу предсказал ряд открытий последующих времен. Тут и постройка домов, начиная с крыши; и извлечение энергии из растительных организмов; и логические машины со словами, нанизанными на оси — предшественники компьютеров; и догадка о существовании двух спутников у Марса. Неслучайно Свифта называют одним из первых в Европе писателей-фантастов, предшественником Жюля Верна. Однако, если Жюль Верн считал науку практически всесильной, способной принести человечеству неоценимые блага, то Свифт видел в ней лишь пустое прожектерство, наука, по его мнению, бессильна и бесполезна.
Как известно, одна из самых заветных целей науки — продлить человеческую жизнь. На острове Лаггнег в этом преуспели: появилась плеяда (правда, малочисленная) бессмертных, их называют здесь струльдбруги. Но вот парадокс. Казалось бы, осуществив многовековую мечту о бессмертии, эти люди должны вечно упиваться собственным превосходством над остальными соотечественниками, но они глубоко несчастны! Жизнь их после 80 лет, оказывается, просто каторжная. И они обречены влачить ее вечно. Немощные, завистливые, алчные, напрочь потерявшие память, неспособные ни к какой деятельности, даже не различающие вкуса пищи, они ропщут при виде похорон: «для них нет надежды достигнуть тихой пристани, в которой находят покой другие». Так что и эта многовековая мечта человечества под пером Джонатана Свифта подвергается жестокой, устрашающей иронии.
Литературовед А.Л. Штейн видит в этом воплощение исторической концепции Свифта: «Подобно тому, как человечество деградирует в общественном смысле, деградирует и каждая личность в отдельности. Рядом с социальной деградацией происходит деградация биологическая». (На вершинах мировой литературы. — М., 1988 —С. 169).
У «РАЗУМНЫХ ЛОШАДЕЙ»
И, наконец, четвертое путешествие Гулливера — в страну гуигнгнмов. Название houy hnhnm — подражание лошадиному ржанию. Казалось бы, вот он идеал — говорящие лоша дигуигнгнмы. Они дружелюбны, доброжелательны, спокойнобесстрастны. В их языке нет таких слов, как ложь и обман, таких понятий, как власть, война, наказание. Естественно, нет тюрем: они не предаются порокам. Одним словом, они, конечно же, разумнее прозябающих в пороках людей. Но до чего же бездуховна их жизнь! Женятся без любви, только для продолжения рода. Больше того, распределяют детей, чтобы уравновесить количество «самцов и самок» в каждой семье; «и если какая-нибудь семья лишилась ребенка, а мать его не может больше рожать детей, то... другая семья в округе должна произвести на свет нового ребенка, чтобы восполнить потерю».
Умирая, они не горюют, умерших не оплакивают. Городов, торговли и мореплавания у них нет. Даже письменности нет — и грамотность счел Свифт излишней для правильной жизни. Только натуральное хозяйство, с земледелием, скотоводством, элементарными ремеслами (гуигнгнмы строят дома, лепят посуду, пользуясь лишь каменными орудиями). И это идеальное (руссоистское?) общество?
Слугами у «разумных лошадей», по сути — домашними животными, являются так называемые йеху (yahoo)', грязные, эгоистичные человекообразные существа. Слово это состоит из двух междометий-восклицаний, выражающих отвращение: jah и hoh. Откуда взялись эти человекоподобные животные? Оказывается, они произошли от пары англичан, которые случайно попали в эти места и одичали до омерзения. Свифт полемизирует со своим старшим современником и соотечественником Даниэлем Дефо, герой которого Робинзон, проведя на необитаемом острове 28 лет 2 месяца и 19 дней, не только не одичал, но в одиночку превратил этот остров в очаг цивилизации. В разных странах в разное время появлялись так называемые робинзонады — переделки и подражания роману Д. Дефо. Свифт же создал жуткую, страшную пародию на робинзонаду.
16 лет и 7 месяцев продолжались четыре путешествия Гулливера. А по возвращении в Англию он не мог уже без отвращения смотреть на людей, даже собственная жена и дети казались ему воплощением пороков йеху. «Память и воображение были постоянно наполнены добродетелями и идеями возвышенных гуигнгнмов», — сообщает он. Но, как справедливо отмечают многие исследователи, для понимания позиции Свифта весьма важен текст, соседствующий с той или иной фразой или мыслью. «Если речь идет, — пишет автор предисловия к изданию 1980 года А. Ингер, — о том, что гуигнгнм не в состоянии поверить в существование иных стран и разумных существ, способных передвигаться по морю в больших полых посудинах, а вслед за этим сообщается, что само слово гуигнгнм означает «совершенство природы», то этим уже вполне выражено истинное отношение автора к гуигнгнмам» (С.14).
Лилипуты, как уже говорилось, пыжатся, чтобы доказать свою значительность. Но чем больше они пыжатся, тем ничтожнее представляются и Гулливеру, и читателям. Сам Гулливер в беседах с королем Бробдингнега аттестует свою родину как «гордость и радость вселенной», но король, а с ним — и автор, и читатели каждое восхваляемое собеседником достоинство Англии воспринимают как воплощение порока. Так что и рассуждения о гуигнгнмах нельзя считать «непререкаемой» точкой зрения автора.
КНИГА СВИФТА В ДЕТСКОМ ЧТЕНИИ
Джонатан Свифт придерживался философских взглядов Джона Локка на относительность людских представлений о силе и слабости, красоте и безобразии и т.д. «Несомненно, философы правы, утверждая, что понятия великого и малого суть понятия относительные», — на этих размышлениях Гулливера, в принципе, строится весь роман, особенно первые две части. «Юмором относительности» называет свифтовскую писательскую манеру в этих двух частях А.Л. Штейн.
Именно благодаря этому «юмору относительности» книга «Путешествия Гулливера» — одно из самых сложных произведений мировой литературы — вошла в круг детского чтения. Дети далеко не всегда отбирают для себя то, что легче воспринять. Они, в отличие от ленивых взрослых, не боятся, если что-нибудь не поймут, если что-нибудь потребует определенных усилий для восприятия.
Как известно, в круг детского чтения вошла не вся книга Свифта, а лишь первые две части: путешествия Гулливера к лилипутам и к великанам (обе, как правило, — в адаптации). Конечно же, детей привлекает приключенческая интрига. И юмористическое начало — дети весело смеются, далеко не всегда улавливая едкую (добавим: глубокую и многомерную) сатиру в «смешных» перипетиях сюжета.
Но главная причина широкого бытования двух частей «Путешествий Гулливера» в детской литературе и в детском чтении, думается, заключается в том, что здесь показано постоянное состояние ребенка в нашей жизни. В течение одного дня он неоднократно пребывает то в роли Гулливера — «человекагоры» (великана), то в роли Гулливера-лилипута. Ведь взрослые, останавливая ребенка от какого-то деяния, часто используют самый резонный «рычаг» воздействия, говоря ему: «Этого нельзя делать, потому что ты еще мал». Но тут же может быть и опровержение: ты уже большой, так себя «большие» не ведут. Так какой же он на самом деле: большой или маленький, великан или лилипут? А тут
еще среди кукол и игрушечных зверей, машин и т.д. он действительно чувствует себя великаном, а затем — среди взрослых — лилипутом. К этому еще можно добавить постоянное стремление ребенка (особенно младшего и среднего школьного возраста) ощущать себя великаном и постоянное разочарование, когда хочешь не хочешь, а должен признавать себя лилипутом.
Конечно, огромная роль в популяризации книги Д. Свифта в нашей стране принадлежит отечественным переводчикам, и наибольшей известностью по сей день пользуются пересказы, созданные Т.Г. Габбе (для детей младшего школьного возраста) и Б.М. Энгельгардтом (для детей среднего школьного возраста).
КРИТИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО МЕТОДА СВИФТА
Сатира Свифта, изложенная им в знаменитой тетралогии о приключениях Гулливера, имеет две основные цели — ироническое отношение к гипертрофированному снобизму и возведение морали человека в абсолютное преимущество перед остальными свойствами.
Свифта всегда выводило из себя излишнее человеческое самомнение: он писал в «Путешествиях Гулливера», что готов снисходительно отнестись к любому набору человеческих пороков, но когда к ним прибавляется еще и гордость, «терпение мое истощается». Во всех частях тетралогии Свифт последовательно и ярко показывает, насколько необоснованно высокомерное человеческое самомнение.
Свифт не разделял либеральной идеи о высшей ценности прав отдельного человека; он считал, что, предоставленный самому себе, человек неизбежно скатится к скотскому аморализму Йеху. Для самого же Свифта мораль всегда стояла в начале списка человеческих ценностей. Нравственного прогресса человечества он не видел (скорее, наоборот, отмечал его деградацию) и ясно показал это в «Путешествиях Гулливера».
Конечно, защитники религиозных и либеральных ценностей немедленно обрушились с резкой критикой на сатирика. Они утверждали, что, оскорбляя человека, он тем самым оскорбляет Бога, как его создателя. Кроме богохульства, Свифта обвиняли в мизантропии, грубом и дурном вкусе, причем особое негодование вызывало последнее путешествие.
Начало взвешенному исследованию творчества Свифта положил Вальтер Скотт. Позднее, с конца XIX века, в Великобритании и в других странах вышло несколько глубоких научных исследований «Путешествий Гулливера».
КУЛЬТУРНОЕ ВЛИЯНИЕ
Книга Свифта вызвала множество подражаний и продолжений. Их почином явилась книга «Путешествия Гулливера-сына», которую сочинил французский переводчик «Гулливера» Де фонтен. Критики считают также, что повесть Вольтера «Микромегас» (1752) написана под сильным влиянием «Путешествий Гулливера».
Свифтовские мотивы ясно ощущаются во многих произведениях Герберта Уэллса. Например, в романе «Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь» общество дикарей-каннибалов аллегорически изображает пороки современной цивилизации. В романе «Машина времени» выведены две расы потомков современных людей — звероподобные морлоки, напоминающие йеху, и их утонченные жертвы элои. Есть у Уэллса и свои благородные великаны, описанные им в романе «Пища богов».
Венгерский писатель Фридьеш Каринти сделал Гулливера героем своих двух повестей — «Путешествие в Фаремидо» (1916) и «Капиллярия» (1920). По свифтовской схеме написана и классическая книга Лао Шэ «Записки о кошачьем городе». Выведенная там цивилизация марсианских кошек — едкий памфлет на современное автору китайское общество. Среди других известных произведений, использующих сходный прием, — «Остров пингвинов» Анатоля Франса и «В стране водяных» Акутагавы.
Придуманные Свифтом слова «лилипут» и «йеху» вошли во многие языки мира. В настоящее время российскими философами в широкое употребление введено понятие «йехуизм» (синоним моральной деградации).
Книга Д. Свифта стала основой для многих экранизаций, в России большой популярностью пользуется кинолента режиссера А. Птушко «Новый Гулливер» (1935), где использовано сочетание игры живого актера в роли Гулливера и кукольной мультипликации. В 1982 году режиссер М. Захаров снял телевизионный художественный фильм «Дом, который построил Свифт» по пьесе Гр. Горина. В фильме наряду с реально существовавшими персонажами из жизни Свифта бродячие актеры разыгрывают образы героев его знаменитой книги. Вымышленные персонажи из произведений Свифта — лилипуты, великаны, йеху, гуигнгнмы — населяют дом, где живет автор, создавший их. Реальность здесь тесно переплетается с вымыслом, предметы из одного превращаются в другой, и уже невозможно понять, где настоящие события, а где мистификация или фантазия сатирика. Фильм далек от биографической точности. Поэтому пьеса Гр. Горина, по которой он снят, имеет подзаголовок «Театральная фантазия».