Зиман Л. Сделать детей счастливыми : к 200-летию со дня рождения Эдварда Лира / Л. Зиман // Школьная библиотека. – 2012. – № 4-5.

Дата публикации: 22 июня 2022.

Здвард Лир — из­вестный анг­лийский поэт и художник XIX века, стра­стный охотник зариф­мовывать веселую чепу­ху, свою любовь к кото­рой он воплощал в лимериках — коротких стихах из пяти строк, а также в других произве­дениях, которые сам ил­люстрировал смешными рисунками.

Художник, композитор, путешест­венник, но прежде всего — уникаль­ный поэт — таким предстал в истории мировой культуры Эдвард Лир (1812—1888). 12 мая 2012 года ис­полнилось 200 лет со дня его рожде­ния. Именно Лиру мы обязаны тем, что просторечное слово «нонсенс» (nonsense — чепуха, бессмыслица) стало научным термином, характе­ризующим один из самых плодот­ворных жанров детской поэзии. И Даниил Хармс, и Борис Заходер, и Генрих Сапгир, и многие ныне здрав­ствующие детские поэты считали и считают Лира одним из первых своих учителей.

При одном упоминании этого имени в памяти возникают забавные стихи, и улыбка появляется на наших устах. Какая свобода в обращении с литературным материалом, какая, казалось бы, легкость в изображении самых невероятных сю­жетных перипетий!

А ведь жизнь Лира бы­ла отнюдь не легкой. Он был двадцатым ребенком в многодетной семье биржевого маклера. Все­го в ней был 21 ребенок, но пятеро из них, в том числе последний — двад­цать первый, умерли еще в детстве. Отец обанкро­тился и попал в долговую тюрьму, когда Эдварду исполнилось 13 лет. Дальнейшим уделом мальчика стали крайняя бедность, ранняя смерть родственников, слабое здоровье. Так, четыре его сестры до своей кончины успели меньше года про­работать гувернантками в зажиточных семьях, а брат скончался в Африке от малярии. Сам Эд­вард с детства страдал от бронхита, астмы, от болезни сердца, мучился от плохого зрения. Всю жизнь он скрывал от окружающих еще один страшный недуг — эпилепсию, первый припа­док которой случился у него в пять лет (по дру­гим источникам — в семь). В результате Лир просто боялся завести семью и прожил в одино­честве всю жизнь, которая, несмотря на все бо­лезни, оказалось у него довольно долгой — 75 лет. Он так и не осмелился сделать предложе­ние Аугусте Бетелл (Гусей, как звали ее родные и близкие), которую встретил и тайно полюбил в ранние 40-е годы.

Когда отец обанкротился и семья покинула насиженное жилище, заботы об Эдварде были возложены на сестру Энн, которая была старше его более чем на 20 лет. По отношению к мальчику она фактически взяла на себя функции ма­тери, но при этом своей семьи не завела. По свидетельству английского Словаря литератур­ных биографий (том 32), Эдвард Лир никогда не смог преодолеть обиды на оставившую его мать. По словам биографа поэта Яны Харк, именно Энн отсоветовала Лиру сделать предло­жение Гусей, после чего он даже «не прибли­жался к ней», хотя и продолжал любить на рас­стоянии.

Последние годы Лир провел в Сан-Ремо в Италии с верным другом и слугой Джорджо Ко­кали и котом Фоссом, ставшим героем некото­рых его стихотворений и «натурщиком» для портретов. Пережив и слугу, и кота, Лир умер в полном одиночестве.

Как уже говорилось, Эдвард Лир всю жизнь прожил в бедности. «Однако, — пишет Н.М. Демурова в книге «Из ис­тории английской детской литературы XVIII—XIX веков» (М., 1976), — как толь­ко у него появлялись деньги, он щедро делился ими с родными и близкими... В 1846 году, когда Ирландию охватили эпидемия и голод, он послал крупную сумму в помощь жертвам; многократ­но передавал деньги сестрам для по­мощи беднякам, прикрываясь, как всегда, шуткой».

Образование Лир получил очень скудное, Энн обучала его дома и постоянно поощряла его способности к рисованию, которые у него проя­вились еще в детском возрасте.

С пятнадцати лет Лир зарабатывал на жизнь (как он сам говорил, «на хлеб и сыр»), раскраши­вая веера и ширмы, создавая рекламные рисун­ки для магазинов, а для больниц — изображения пораженных органов человеческого тела. Он за­воевал репутацию первоклассного художника- орнитолога и был приглашен в родовое имение лорда Дерби для увековечивания его коллекции животных и птиц средствами изобразительного искусства. Дети лорда привязались к художни­ку, и он посвятил им свою первую «Книгу нон­сенса», изданную позже, в 1846 году, под псев­донимом Дерри из Дерри.

В 23 года Лир по состоянию здоровья вынуж­ден был покинуть «туманный Альбион». Чуть ли не до конца жизни (с некоторыми перерывами) он посещал самые разные земли и страны: Ал­банию, Грецию, Швейцарию, Италию, острова Крит и Корфу, Ближний Восток, Египет. Несмот­ря на слабое здоровье, он был способен пройти пешком 15—20 миль. В возрасте 62 лет поехал в Индию и провел там почти два года. Специали­зацию художника-орнитолога он сменил на про­фессию пейзажиста, и результатом этого стало создание двухтомного «Дневника художника- пейзажиста». Его акварели и рисунки пользова­лись большим успехом, их покупали многие аристократы. В 1846 году, когда Лиру было 34 года, он дал дюжину уроков рисования королеве Виктории. Но долго оставаться при дворе он не мог, а от вечной бедности и нужды так и не изба­вился до конца жизни.

Особая страница в биографии Эдварда Лира — его дружба с поэтом Альфредом Теннисоном. Уже после смерти Лира вышло полное собрание стихотворений Теннисона со 124 рисунками Ли­ра. К этому следует добавить, что 12 стихотво­рений Теннисона Лир положил на музыку, но он писал музыку и к некоторым своим произведе­ниям. Теннисон же, в свою очередь, посвятил Лиру стихи, которые потом были выгравирова­ны на надгробном памятнике поэту и художнику. Эдвард Лир, однако, всегда оставался Эдвар­дом Лиром — написал шуточную пародию на эту торжественную эпитафию.

Основной своей профессией Эдвард Лир считал изобразительное искусство, но в первую очередь он вошел в историю мировой культуры как поэт, один из основоположников поэзии для детей.

Лир вел дневник, скрашивая свое одиночество обширнейшей перепис­кой. «Бывало, что в один день писал до 35 писем... — утверждает Н.М. Де­мурова. — Письма Лира были всегда остроумны». Именно эта черта и ста­ла ведущей во всех его литературных произведениях и иллюстрациях к ним. Впрочем, вряд ли рисунки Лира можно назвать иллюстрациями: каж­дое его произведение — это един­ство текста и внетекстовой информа­ции-рисунка.

Напомним, что первую «Книгу нонсенса» Лир издал под псевдонимом. Подлинное свое имя он поставил лишь в издании 1862 года.

Многие книги, как известно, начинаются с предисловия — сведений об авторе и его ли­тературном творчестве. Их пишут критики, литературоведы. Эдвард Лир сам написал та­кое предисловие — в прозе и в стихах. Эти стихи популярны у нас в переводе С.Я. Мар­шака:

Мы в восторге от мистера Лира,

Исписал он стихами тома.

Для одних он ворчун и придира,

А другим он приятен весьма.

В своем ироничном самопредставлении ав­тор указывает на свои «особые приметы»: «де­сять пальцев (в оригинальном тексте добавле­но: если считать и два больших пальца), два гла­за, два уха».

Сообщая о своих друзьях, светских и духов­ных лицах, он тут же сообщает о своем любимце — коте Фоссе. Особо останавливается на своей весьма оригинальной шляпе, дает ей определе­ние runcible (с изогнутыми назад зубцами). Обычно этим прилагательным характеризовали ложку, у Лира такую своеобразную форму могут иметь и шляпа, и стена, и даже кот или гусь. Ес­тественно, Лир называет свое любимое лаком­ство — шоколадные креветки. Маршак заменяет их марципановыми рыбами — о креветках наши дети ранее вряд ли имели представление.

Задолго до российских поэтов Серебряного века Лир использовал самые изощренные риф­мы: и усеченные, и рубленые, и составные.

В этом стихотворении слово nightgown (ха­лат) разделено на две части и рифмуется первая часть white — night, а вторая часть перенесена в следующий стих. И Маршак в своем переводе использовал подобный прием:

Если ходит он, тростью стуча,

В белоснежном плаще за границей,

Все мальчишки кричат:

— Англичанин в халате бежал из больницы.

Завершается автопредисловие восхищени­ем от самого факта существования автора:

Как приятно нам знать, что на свете

Есть такой человек — мистер Лир!

Жанр, который использовал Эдвард Лир в обеих книгах нонсенса, носит название лимерик: анапестическое пятистишие, в котором рифму­ются трехстопные первый, второй и пятый стихи и двустопные третий и четвертый. Лимерик — название ирландского города, жители которого, согласно легендам, сочиняли веселые песенки и распевали их во время застолий, а затем, сок­ратив до пяти стихов, создали этот необычный жанр, характерный лишь для английского фольклора. Один из таких лимериков (Лир пред­почитал термин «нонсенс»), где говорилось о некоем старике из Тобаго, вдохновил Лира на создание большого — очень большого! — коли­чества подобных стихотворений. Приведем этот лимерик в нашем переводе:

Старик из Тобаго, бедняжка,

Питался лишь жидкою кашкой.

Но бросился вскачь,Когда ему врач

Сказал: «Возьми ножку барашка».

Лир слил в одну строку усеченные третий и четвертый стихи, превратив таким образом пя­тистишие в четверостишие, но в этой объеди­ненной строке использовал внутреннюю рифму, так что мелодика стиха осталась той же — фольклорной. И поэтому очень часто, издавая лировские стихи, восстанавливают графику фольклорного лимерика — пятистишие.

Главное, что внес Эдвард Лир в тра­диционную форму лимерика, — экс­центричный, невероятный, абсурд­ный сюжет. «На страницах “бессмыс­лиц” Лира, — пишет Н.М. Демурова, — возникает особый, ни на что не похо­жий мир, отвергающий все правила поведения и законы здравомысля­щего общества... Это некая обето­ванная страна, где не боятся быть са­мим собой, делать и говорить, что хочется».

В стране лировских нонсенсов можно поле­теть верхом на мухе (правда, если невзначай кашлянешь, то свалишься с нее), оседлать кро­кодила, поскакать верхом на свинье (предва­рительно надев почему-то парик) и даже на медведе.

Яркая примета лировского стиля — игра слов, создание оригинальных окказионализмов. Одна из героинь лимерика, юная особа с остро­ва Крит, носила весьма экстравагантную одежду: мешок в черную крапинку (speckled with black), по-видимому, очень модный мешок: Лир использует прилагательное spickled (spick-and- spoon — опрятный, модный). Следует отметить здесь еще и оригинальную фонетическую игру, основанную на аллитерации: spickled — speck­led. В результате эта особа превратилась в не­кое подобие какого-то странного растения: Лир использует окказиональное прилагательное ombliferous, по-видимому, восходящее к слову umbelliferous —• образующий зонтик, относя­щийся к зонтичным растениям. На его рисунке действительно перед читателем предстает ка­кое-то растущее из земли искривленное ого­родное растение, сверху из которого вылезает самодовольно ухмыляющаяся рожица.

У ряда персонажей лировских лимериков — необыкновенной конфигурации носы (предпо­лагают, что в этом — элемент иронической авто­пародии). У одной леди он настолько длинный, что достает до земли. И леди пришлось нанять старушку, которая носит этот нос. На рисунке эта бодро вышагивающая старушка несет на плече нос, подобно длинному шесту. У одного старика на носу, как на жердочке, отдыхают пти­цы. На рисунке их 13 (!). «Если сравнить птиц с группой детей, — пишет Селия Кэтлет Андер­сон, автор статьи о Лире в Словаре литератур­ных биографий (том 163), — длинный нос можно рассматривать как причудливый детский при­ют». А некий старичок из города Барджа держит на своем длинном носу светильник, чтобы ло­вить рыбу по ночам. Другой старик, житель За­падного Дампета, на своем конусообразно рас­ширяющемся носу играет, как на трубе. Встре­чаются в лимериках и крючкообразные, и хоботообразные носы, подобные карнавальным маскам.

Ноги у некоторых лировских персонажей на­поминают ходули. У старика из Кобленца они та­кой длины, что их владелец может единым прыжком покрыть расстояние от Турции до Па­рижа. А борода у одного из героев разрослась настолько, что в ней теперь добрый десяток пти­чек вьет гнезда. Другой герой надел такой без­размерный парик, что из громадного волосяно­го то ли шара, то ли эллипсоида торчат лишь ступня и кончик носа.

В большинстве лимериков в первом стихе указывается географическая принадлежность героя, иногда это всем известные города или страны, а иногда — экзотические названия, большинству читателей неизвестные. Между прочим, среди экзотических стран — Россия. Где только ни побывал Эдвард Лир, а вот в Рос­сии не был. Все географические названия абсо­лютно условны, используются только для риф­мы, иногда для рифмы каламбурной. Естествен­но, переводчики свободно меняют географи­ческую принадлежность героя, переносят из од­ной страны в другую, из одного города в другой. А вот деяния персонажей изменить, конечно, нельзя.

Ни для кого не секрет, что одна из самых мас­совых профессий (может быть, самая массовая) — учитель. Учителя — частые персонажи стихов Лира. Кого же и чему они учат?

Некая юная леди учит утят танцевать, старик из Дандока учит рыб ходить пешком, старик из Дамбри учит сов пить чай. Это куда приятнее, чем поедать мышей, считает он. На рисунке мы видим доброго наставника (может быть, про­фессора), и характеризуется этот персонаж как amiable — милый, любезный.

Эксцентричны у Лира песни и танцы. Кто только ни поет и ни танцует в его стихах! Старик из Марша услаждает своим пением лягушку; старик из города (местечка?) Скай вальсирует с Шотландией, танцует с котом и одновременно заваривает чай... в шляпе.

На сегодняшний день имеется немало рус­ских переводов лировских лимериков. Их пере­водили О. Астафьева, А. Васин, Е. Клюев, М. Фрейдкин и др. Но, на наш взгляд, наиболее удачны переводы Григория Кружкова. Нам уже приходилось сопоставлять их с переводами других авторов (см.: «Школьная библиотека», 2011, № 8). В качестве образца приведем два перевода Г. Кружкова:

Жил-был старичок у канала,

Всю жизнь ожидавший сигнала.

Он часто в канал

Свой нос окунал,

И это его доконало.

Один старикашка с косою

Гонялся два дня за осою.

Но в четвертом часу

Потерял он косу

И был крепко укушен осою.

В лимериках Лира встречаются на первый взгляд жестокие сюжеты. Персонажи могут быть даже расчленены на две части. Но такие лиме­рики воспринимаются отнюдь не как литература ужаса и даже не как страшилки, а как забавные перевертыши. Этому способствуют и авторские иллюстрации, на которых части человеческого тела являются перед нами в забавных позах, и даже на оторванном от туловища лице — улыбка до ушей. Между прочим, этот лимерик заканчи­вается тем, что расчлененный после падения с лошади старик из Непала был вновь склеен. Так что не случайно он с улыбкой воспринял свое расчленение.

Персонажи Лира могут быть и зажаренными в печке, и запеченными в торте. Приведем такие лимерики в нашем переводе (географическая принадлежность персонажей изменена):

Старичок, что из города Пскова,

Наблюдал за готовкой жаркого.

По ошибке жена

В печь внесла его на

Сковородке заместо жаркого.

Молчаливый старик из Бермуд

Был на редкость тщедушен и худ.

На столе он прилег,

Вместе с тестом в пирог

Запечен был старик из Бермуд.

Когда в первой «Книге нонсенса» кто-то пы­тался найти намеки на политических деятелей или на злободневные события, Лир отвечал, что единственной его целью был нонсенс. Он удов­летворял той черте детей, которую К.И. Чуковс­кий в своей книге «От двух до пяти» назовет «не­истребимой потребностью... внести нелепицу в тот малый, но отчетливый мир, с которым он не­давно познакомился».

В сборнике 1871 года появляются новые для Лира жанровые структуры, которые он охарактеризовал как песни нонсенса (другой перевод: бессмысленные песни). По мелоди­ке своей эти песни близки к балладам — так их обычно и характеризуют в литературоведе­нии. К некоторым из них были приложены но­ты, ибо Лир, как уже говорилось, был и компо­зитором.

Как бы ни были эксцентричны герои лимери­ков, но все же это человеческие существа, кото­рые проживали в реальном географическом пространстве, пусть подчас и экзотическом.

В балладах же герои либо антропоморфизи- рованные животные или предметы быта, либо вообще какие-то невероятные фантастические создания.

Почти все баллады — о путешествиях. В та­кие страны, которых не найдешь на географи­ческой карте. С какой целью отправляются туда герои баллад? Это уже полнейшая фантасмаго­рия.

В первой балладе «Сова и Пусси-кот» расска­зывается о путешествии этих существ в лодке цвета зеленого горошка. Под звуки гитары Сова поет серенаду, и здесь в самих стихах Эдварда Лира звучит романтически приподнятая мело­дия. Кот делает Сове предложение. Но где взять обручальное кольцо? Год и день длится путеше­ствие влюбленной пары, и вот достигают они земли, где растет bong-tree (тропическое дере­во с мягкой древесиной) и где в лесу гуляет Свинья с кольцом в носу. Это кольцо, которое Свинья уступает всего за шиллинг, и становится обручальным. Венчает влюбленных живущий на холме Индюк. Каждая строфа баллады-песни кончается мелодическим рефреном, построен­ным на сочетании ямба и анапеста. В первом рефрене поется о красоте Пусси-кота, во вто­ром — о кольце в носу у Свиньи, в третьем — о танцах под луной после столь счастливого бра­косочетания.

В дальние странствия отправляются и Кенгу­ру с Уткой. Утка, однако, не может так быстро бежать на большие расстояния, как Кенгуру, и просит пронести ее на спине. Кенгуру не может отказать ей, но его смущают холодные утиные лапки: можно схватить ревматизм. Это устраша­ющее и вместе с тем экзотически звучащее (в данном контексте) слово Лир делит на две час­ти, используя рубленую рифму: со словом Kangaroo рифмуется гоо, а на следующей стро­ке дается завершение слова: Matiz. (Подобную лингвистическую игру использовал, как уже го­ворилось, Григорий Кружков в переводе лиме­рика о романтичном старике у Везувия.) Проб­лема профилактики от ревматизма решается довольно просто: Утка натягивает на лапы шерс­тяные носки.

«Как и в первой балладе, — пишет Н.М. Дему­рова, — дуэт Утки и Кенгуру выдержан в роман­тически приподнятом стиле, что придает ему тонкую юмористическую окраску».

Отправляются на конную прогулку — верхом на лошадях — Щипцы для орехов и Сахарные Щипцы (в переводе С.Я. Маршака эта известная баллада носит название «Прогулка верхом»). Как приятно поскакать среди голубых холмов и зеленых лугов! В результате столовые приборы оказываются настолько увлеченными путешест­вием, что решают уже больше никогда не возв­ращаться домой, «в свой душный и тесный бу­фет».

А вот Стол и Стул, которым надоело все вре­мя стоять на месте, домой возвращаются. Но не одни: к ним присоединяются Утка, Паук и Мыш­ка. Впрочем, без их помощи Стол и Стул заблу­дились бы в большом городе. Заканчивается прогулка пляской вверх ногами. О такой пляске, конечно же, нельзя только читать, надо видеть ее воплощение на рисунке Эдварда Лира.

Совершают прогулку в балладах Лира и дру­гие неодушевленные предметы: «Метла, Совок, Кочерга и Каминные Щипцы». Они едут в парк в карете, и каждый поет свою песню: Мистер Ко­черга объясняется в любви мисс Совку; худоща­вый мистер Каминные Щипцы жалуется на судь­бу; миссис Метла и мисс Совок выясняют отно­шения.

Но, наверное, самая яркая, самая удивитель­ная баллада — tlumblies”. Слово Jumble по-рус­ски переводится как «путаница, беспорядочная смесь». Лир поставил это слово во множествен­ном числе и написал его с прописной буквы, превратив, таким образом, в географическое название. С.Я. Маршак в своем переводе не ис­кал аналога к этому слову, он попросту тран­скрибировал его, сохранив экзотичность назва­ния загадочной страны и ее туземцев — синеру­ких и зеленоголовых Джамблей — и озаглавив стихотворение «В страну Джамблей».

С поразительным мастерством воспроизвел С.Я. Маршак в своем переводе изощренный ме­лодический рисунок этого произведения:

Как приятно нам плыть в тишине при луне

К неизвестной, прекрасной, далекой стране.

Тихо бьется вода о борта решета,

И такая кругом красота!..

Далеко-далеко,

И доплыть нелегко

До страны, где на горном хребте

Синерукие Джамбли над морем живут,

С головами зелеными Джамбли живут.

И неслись они вдаль в решете.

Итак, по мелодике своей — это романтичес­кая баллада. А по содержанию — смесь беспре­дельного нонсенса и полного абсурда. В качест­ве плавсредства выбрано решето, в которое, как это ни странно, на каком-то этапе морского путешествия стала проникать вода. Это ни­сколько не обескуражило пловцов:

Обернули кругом от колен до ступни

Промокашкою розовой ноги они,

Чтоб от гриппа себя уберечь.

И забрались в огромный кувшин от вина

(А вино было выпито раньше до дна),

И решили немного прилечь...

С какой целью отважные мореплаватели со­вершили это путешествие «в край неведомых гор и лесов»? Оказывается, чтобы сделать по­купки (необычные, конечно). Маршак несколько изменил ассортимент покупок, в частности, «обезьяна с леденцовыми лапами», например, превратилась под его пером в «живых шоколад­ных морских обезьян».

20 лет длилось увлекательное путешествие. «Как они подросли за эти годы!» — с восхищени­ем отметили друзья мореплавателей и, вдох­новленные их подвигом, решили тоже — в реше­те! — пройти по проложенному этими морепла­вателями маршруту.

Эдвард Лир, по словам Н.М. Демуровой, «тя­нется к романтической поэзии, ибо “романти­ческая жилка” в нем самом необычайно созвуч­на ей, и в то же время отталкивается от нее, низ­водя ее до абсурда».

Последняя прижизненная книга Лира была названа «Смешные стихи». И вот тут-то иссле­дователи указали на несоответствие заглавия содержанию включенных сюда произведений. При всей эксцентричности образов и поступков читатель волей-неволей ощутил и грустную но­ту, отразившую отнюдь не радостные перипетии судьбы поэта и художника: «отзвук глубокой пе­чали под внешней веселостью», как писал один из английских критиков.

На кривой (с изогнутыми назад зубцами — runcible) стене находят убежище от суеты, тре­вог, печали «мистер и миссис Дискоболосы» — герои одноименной песни-баллады. Они даже детей рожают в этом, казалось бы, столь нена­дежном жилище: шесть славных мальчиков и шесть милых девочек. Тщетно пытается сде­лать предложение леди Джингли Джоунс некий Йонги-Бонги-Бо, приглашающий провести ос­таток жизни в его лесном жилище на побережье Коромендел, где имеются два старых стула, полсвечи и кувшин без ручки. Задорный мело­дический ритм (к стихам были приложены но­ты), экзотические (в духе Лира!) имена и гео­графическое пространство сочетаются с груст­ным сюжетом. Со слезами на глазах леди Джингли сообщает о том, что «предложение Йонги-Бонги-Бо» (такое название носит песня- баллада), которого она любит, пришло слиш­ком поздно: «В Англии у меня есть супруг». Нап­рашивается аналогия с грустной историей вза­имоотношений самого Эдварда Лира и Аугусты (Гусей) Бетелл.

Очень грустна и история под названием «Два старых холостяка». Ни еды у них, ни денег. Но вот появились булочка и мышка. Дословно: «Один поймал булочку, другой поймал мышку». Решили сделать из мышки начинку (фарш), но для этого понадобились лук и шалфей. В поис­ках шалфея холостяки встречают живущего среди диких скал Мудреца, изучающего толс­тенный фолиант. Дело в том, что в английском языке полисемичное слово sage означает и шалфей (траву), и мудреца. Вот холостяки и перепутали эти два значения. Излюбленная

Лиром игра слов приводит здесь к печальному концу: узнав, что из него хотят сделать фарш, Мудрец огрел холостяков по голове своим тя­желым фолиантом. Вернувшись домой, холос­тяки не обнаружили ни мышки, ни булочки. На­верное, мышка съела последнюю, прежде чем убежать.

Грустью окрашены и другие «веселые» нон- сенсы последних лет, в том числе — опублико­ванные уже после смерти автора «Происшест­вия в жизни моего дядюшки Арли».

Надо сказать, что эти произведения — ско­рее для взрослых, чем для детей. Впрочем, и ве­селые лимерики, и бессмысленные песни Лира взрослые тоже узурпировали у детей и включи­ли в круг своего чтения подобно «Алисе в стране чудес» Льюиса Кэрролла. Творчество Эдварда Лира оказало большое влияние и на поэтику сюрреализма, и на театр абсурда, и на «черный юмор» в литературе и изобразительном искус­стве XX века.

Но, конечно, прежде всего, поэзия Лира ста­ла неотъемлемой частью детской литературы. Юные читатели получили от него щедрый дар: все невзгоды преодолевающее, всепобеждаю­щее чувство юмора. «Он хотел сделать детей счастливыми», — писала биограф и исследова­тель творчества Лира Вивьен Ноукс.

В заключение следует добавить, что Лир обо­гатил детскую поэзию не только лимериками и бессмысленными песнями. В книге 1871 года появляется раздел «Ботаника». С помощью пера и карандаша он «выращивал» на книжных стра­ницах удивительные — науке неизвестные, в природе не существующие — растения с псев- долатинскими названиями. Через сто лет аме­риканский поэт и художник доктор Сьюз про­должит подобные «биологические опыты» и соз­даст три книжки о не существующих в природе животных и птицах и представит не только опи­сания, но и портреты каждого из этих экзотичес­ких существ.

Создал Лир три стихотворных алфавита. В XX веке появится много произведений этого жанра, вспомним хотя бы «Мохнатую азбуку» Бориса Заходера. Последний лировский алфавит, соз­данный в 1877 году, построен (по аналогии с не­которыми фольклорными стихотворными азбу­ками) как единое стихотворение на кумулятив­ной основе. Каждой букве придан один стих, и четные стихи (на В, D, F и т.д.) рифмуются с не­четными (на А С, Е и т.д.), при этом каждый стих (после обозначения очередной буквы) начина­ется с глагола said (сказал): В said, С said и т.д.

Есть еще, чему учиться детским поэтам у Эд­варда Лира!