Шкрынин Е. От Мишки до Тимура / Е. Шкрынин // Берег. - 2024. - 27 февраля. - С. 84.

Дата публикации: .

Мое детство и отрочество прошли в  «микрорайоне»  правобереж­ного частного сектора с неофициальным названием Гусиновка - в той ее части, что примыка­ла к ВоГРЭСовскому мосту. Местечко это считалось «филиалом» знаменитой криминальными традици­ями Чижовки - с высокой плотностью осужденных и ранее судимых на квадрат­ные метры домов и улиц. 

ВЗРОСЛЫЕ ИГРЫ

И на нашей улице Выборг­ской «посидели» многие из мужиков, чуть ли не в каж­дом третьем доме были свои «тюремщики», как называла их моя мать. Блатные «замаш­ки» приветствовались моло­дежью, передаваясь из поко­ления в поколение. И многие дерзкие парни уходили не­верной дорогой, если толь­ко их не успевали призвать в армию, а потом заманить на сверхсрочную или в мили­цию... Выбор у большинства из них был невелик, а случай­ности - крайне редки. Особенно много судимых дал указ 1966 года об усиле­нии борьбы с хулиганством. Коллективные махачи между гусиновскими и монастыр­скими (левый берег] регуляр­но случались на нейтральной территории заливных лугов речки Воронеж. Участие в них этот указ квалифицировал как злостное хулиганство - со все­ми правовыми последствиями. Уголовными, а не администра­тивными, как было раньше. Моего поколения этот указ практически не коснулся, Да и негде стало биться с лево­бережными - с 1972 года нас разделило воронежское «мо­ре». Зато мы активно участво­вали в неизбежно возникших внутренних междоусобицах (как же без врага?] и отражали атаки пришельцев с высоких чижовских бугров. Они про­бивались к «морскому» пляжу, который мы, гусиновские, счи­тали своей вотчиной. Однако эти стычки, хотя и были ино­гда жесткими, но все-таки уже больше играми - в «наших и немцев», «бледнолицых и ин­дейцев», «белых и красных». Их последствия максимум могли привести на учет в дет­скую комнату милиции, что, впрочем, крайне редко случа­лось. Ну а потом нас примирил пляжный футбол: ножные ба­талии на песке заменили ру­копашные схватки.

ПЕРВЫЙ ШАГ

Неожиданные планы (тогда у населения даже формаль­но никто и ничего не спра­шивал, просто ставили перед фактом]городских властей с обустройством водохранили­ща ополовинили в середине 70-х нашу улицу. Дома нечет­ной стороны, оказавшиеся в полосе подтопления, снесли в первую очередь, а их жите­лей переселили в различные новостройки по всему горо­ду. Именно тогда я лишился близкого друга Олега, уехав­шего жить на ул.Минскую. Дома были частично разру­шены, но на участках с полуза­топленными садами и огоро­дами их бывшие владельцы какое-то время продолжали что-то выращивать, собирать урожаи яблок, слив и груш. Впрочем, им доставалось то, что оставалось от наших набе­гов. Чувство голода было у нас постоянно сопутствующим фактором, а фрукты и овощи из чужих садов казались го­раздо вкуснее своих. Брошен­ные сараи также вызывали у нас, пацанов, повышенный познавательный интерес. Осо­бенно интриговали - заколо­ченные или же закрытые на внушительные замки. Про­никнуть внутрь, чтобы найти там запрятанные и забытые прежними хозяевами «сокро­вища», для нас, 10-12-летних мальчишек, стало «делом че­сти, доблести и геройства». Но обычно там попадались лишь испорченные бытовые прибо­ры, которые выбросить было жалко, а починить уже невоз­можно, залежи старых газет, журналов и пустых бутылок. 

Когда мы взяли последний, казавшийся неприступным сарай, в котором также ничего интересного не нашли, то за разбитые иллюзии устроили там кавардак. И вскоре по жалобе бывшего владельца на улице появился участковый милиции. Он провел короткое дознание среди пацанов и длинные профилактические беседы с родителями. Расколоть злоумышленников ему не составило большого труда, и в тот день задницы пятерых искателей приключе­ний были подвергнуты жест­кой родительской экзекуции. Других последствий для мало­летних взломщиков не насту­пило, даже на учет участко­вый пообещал нас не ставить. Но! Все мы обязались быть его «добровольными помощ­никами» в деле борьбы с на­стоящими жуликами и вора­ми, причинявшими реальный ущерб своим жертвам. Они временами случались на на­шей улице и окрестных пере­улках - в жилых домах и под­собных строениях типа сараев. И вскоре мы действитель­но помогли милиционерам быстро раскрыть хищение у одного из наших соседей ло­дочного мотора, дали «накол­ку в цвет». Это и был, пожа­луй, первый опыт детства, идущий вразрез с криминаль­ными традициями места мо­его проживания. В тот день я впервые мысленно причис­лил себя не к банде Мишки Квакина, а к команде Тиму­ра Гараева. Больше того, по­хоже, вообразил себя самим Тимуром. Тогда же я и стал на путь, приведший меня че­рез десяток лет на службу в милицию...

НАДО ПОДУМАТЬ

К этому судьбоносному ша­гу меня упорно подталкивало еще и повышенное чувство не­справедливости окружающе­го мироустройства, которое во мне окончательно сформиро­валось годам к 17-18-ти. А так­же - глубокое заблуждение, что с несправедливостью в жизни можно успешно бороть­ся. Например, с помощью за­кона, оружия и милицейского удостоверения. Я рос идеалистом - мать и учителя в пику улице пытались воспитывать меня на примерах героев советского времени: честных, смелых, принципиальных. Хотя реалии жизни - особенно после окончания школы - уже начинали вносить в мое прокоммунистическое мировозрение некоторую сумятицу. К идейным соображениям добавились и сугубо практические: в милиции относительно неплохо плати­ли. Однако они были для меня на втором плане - как и для большинства людей в той не­меркантильной стране. Первую - глупую - попытку стать милиционером я пред­принял еще на третьем курсе ВГУ, «неожиданно» (для всех и себя) Заглянув в УВД. Хочу, за­явил я кадровой службе, неза­медлительно начать борьбу с разной нечистью, всеми ее про­явлениями, помогать партии и правительству в наведении по­рядка в стране. И попросил вы­дать мне форму и пистолет. Точно не помню, что под­вигло меня, беспартийного студента дневного отделе­ния истфака, на столь легко­мысленный и неожиданный флирт с правоохранительны­ми органами. Наверное, уже тогда меня сильно напряга­ли железобетонный бюро­кратизм чиновников и по­всеместное хамство торго­вых работников. Замечу, что шел 1980 год, и мое предло­жение не выглядело столь уж надуманным, хотя и было явно несвоевременным. Во-первых, до смерти «до­рогого Леонида Ильича» и конца «эпохи застоя» мы еще не дожили, а во-вторых, в ка­драх УВД работали люди се­рьезные, не чета мне. Их недо­уменные лица охладили бла­городный душевный порыв недоучившегося студента.

- Обратитесь, молодой че­ловек, к нам годика через два, после окончания универси­тета, - благоразумно посо­ветовали мне в УВД и поже­лали «все еще хорошенько обдумать»...