Солопенко Р. Жизненные силы казались неистощимыми / Р. Солопенко // Коммуна - 2024. - № 6. - С. 4.
В возрасте 20 лет Иван Никитин решил самолично управлять гостиницей. Прежде всего, уволил арендатора. А чтобы привлечь больше постояльцев, Иван Саввич предпринял оригинальный коммерческий ход.
Дела коммерческие
В возрасте 20 лет Иван Никитин решил самолично управлять гостиницей. Прежде всего, уволил арендатора. А чтобы привлечь больше постояльцев, Иван Саввич предпринял оригинальный коммерческий ход. Во-первых, он внешне подстроился под мужиков: «...волосы подстриг в кружок, сапоги надел с голенищами до колен, летом носил простую чуйку, а зимой нагольный тулуп». Во-вторых, в меню был добавлен от заведения бесплатный чай. И хотя у Никитина немало денег уходило на угощение, всё возвращалось сторицей. За чаем следовали разносолы:
Куда ж это, Господи, всё уложилось!
Баранина, щи, поросёнок и гусь, Лапша, и свинина, и мёд
Ну, я же по-своему с ними сочтусь,
- писал поэт в стихотворении «Ночлег извозчиков».
Мужики за такое обращение с почтением называли поэта «Савеличем». Своим он оставался всю жизнь для извозчиков, крестьян, лавочников. Доход также шёл ему и за счёт продажи овса и сена для лошадей постояльцев.
Заветное желание
В 1853 году произошёл литературный дебют Ивана Никитина. В газетах было опубликовано стихотворение «Русь», сразу же вызвавшее интерес читающей публики. После первых публикаций Ивана Саввича начали приглашать к сотрудничеству столичные журналы. Его творчество заинтересовало и Николая Второва - чиновника, учёного и общественного деятеля. Николай Иванович пригласил поэта в своё историко-этнографическое общество и стал для Никитина другом. Благодаря же доходам от публикаций у поэта появилась возможность завести личный экипаж, нанять приказчика для гостиницы, оплатить услуги кухарки. Итогом коммерческой и литературной деятельности Ивана Никитина стало его увольнение из мещанского сословия и переход в купеческое. В одном из своих писем он так напишет: «...Ура, мои друзья! Прощай, постоялый двор! Прощайте, пьяные песни извозчиков!.. Спасибо доброму А. Р. Михайлову. Он принял на себя хлопоты об увольнении меня из мещанского общества...». Жизнь на постоялом дворе угнетала Ивана Никитина: вечные хлопоты о постояльцах, ссоры приказчика и кухарки, распри с родным отцом ранили тонкую натуру поэта: «Моя единственная цель, моё задушевное желание — сбросить с себя домашнюю обузу, отдохнуть от ежеминутного бегания на открытом воздухе в погоду и непогодь, от собственноручного перетаскивания нагруженных разною разностью саней и телег, чтобы поместить на дворе побольше извозчиков и угодить им, отдохнуть, наконец, от пошлых полупьяных гостей, звона рюмок, полуночных криков и прочего... Бросить свой угол я не могу, потому что старик мой уже начинает слабеть глазами». И далее сообщал о заветном желании: «Мне нужно не менее 1500 рублей серебром для открытия порядочной книжной лавки... Дрянных книг я не буду покупать, хотя сбыт их и лишит меня некоторой выгоды. Открыв при книжной лавке библиотеку для чтения по дешёвой цене, получая все лучшие современные журналы, я мог бы, если не ошибаюсь, действовать на известную часть публики, действовать на молодёжь семинарии, проводя в неё всё лучшее...»
В новую затею - с головой
Просьба Ивана Саввича была услышана: недостающую сумму ему одолжили предприниматель Василий Кокорев и купец Антон Михайлов. Никитин сразу же приступил к поискам помещения для книжного магазина. В итоге взял внаём комнаты в доме Соколова по Большой Дворянской. В феврале 1859 года здесь была торжественно открыта книжная лавка. Но литератор снимал помещение недолго. Вскоре он подыскал на главной улице Воронежа более удобный дом, принадлежавший ранее врачу Кирсанову. Иван Саввич с головой погрузился в новое дело. Друзья заволновались: «Пропал наш Савка, окончательно пропал! Торгаш и кулак стал совершенный:., Нет, этого нельзя допустить... к чёрту магазин!..» Несмотря на сетования друзей, из имевшихся в ту пору в Воронеже книжных магазинов никитинский сделался самым популярным в кругу учащейся молодёжи. В лавке поэта всегда была современная литература, ставшая классикой: произведения Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Гоголя, Тургенева... Имелись и литературные журналы, книги для детей. С художественной литературой соседствовали исторические, политико- экономические научные труды.
Русскую литературу Иван Никитин продавал с наценкой всего лишь в 5-10% от закупочной стоимости, иностранную (французских, немецких, английских классиков) - дороже. О воронежском книжном магазине заговорили в столичной прессе. Писатель и журналист Николай Лесков в своей «Корреспонденции» сообщал: «...я слышал от одного достойного всякого уважения воронежского книгопродавца Ивана Саввича Никитина, что некоторые книги в провинции нельзя продавать без возвышения цены несколькими процентами, и помню, что сам заплатил ему 15 копеек серебром дороже объявленной цены за сочинение Л.В. Тенгоборского «О производительных силах России»; но такая переплата в провинции за сочинение, на которое немного требования и которое несколько лет стоит на полке магазина, не возвращая затраченного на неё капитала, и понятна, и естественна». И хотя Никитин продал Лескову книгу по завышенной цене, тот нисколько на него не обиделся. На прилавках магазина Никитина можно было увидеть географические атласы России и Европы на французском языке, нотные тетради. Продавал Иван Саввич и импортные принадлежности для письма,сургуч, почтовую бумагу, На этом, собственно, и держалась экономическая стабильность дела, которая составляла более половины выручки.
«Кабинет для чтения»
Книголюбов в магазин поэт привлекала ещё и первая в городе публичная библиотека - «кабинет для чтения». Это был платное заведение: входной билет стоил 10 копеек, по абонементу - 12 рублей в год. Людям бедным и учащимся давали рассрочку. И магазин Ивана Саввича «постоянно бывал переполнен народом». Известно, что для читального зала он заказал портреты известных литераторов. Вокруг книготорговца Ивана Никитина сформировался студенческий кружок: «Здесь читалось всё написанное своим и всё присылаемое из друге мест. Спорили, рассуждали, решали, что принимать и чего печатать. Здесь Никитин, бодрый и здоровый, являлся совершенно иным человеком. Всё прежнее, «дворническое» и болезненное, с него как рукой сняло; его шуткам и остротам не было конца; его взгляд на вещи стал не обыкновенно трезв, его жизненные силы казались неистощимыми...»