Силин В. «Играй, Ваня, веселей, я ударница полей…» / В. Силин //Коммуна. – 2024. - № 1. – С. 5.
Пять лет - с июня 1933 по октябрь 1938 года — она проработала у себя на родине, в селе Нижняя Мазовка Тамбовской области. Тогда на Троицком кордоне располагалась колхозная молочнотоварная ферма. «У нас как-то сразу, друг за другом, стали организовываться колхозы, — вспоминала Мордасова.
«Играй Ваня, веселей, я ударница полей…»
— Сначала в Черняном. Носил он название «Пятилетка», а следом, через год, в 1931-м, появился в родной мне Нижней Мазовке. Вначале колхоз назывался «Новая жизнь», а потом — «Россия». В нём- то я и начинала трудовой путь».
«Я люблю своих коров»
Мария Николаевна оказалась в числе первых доярок на первой колхозной ферме. Вместе с ней трудились Груня Савенкова, Маруся Никольская, Поля Журавлёва, Маруся Дутова. По 12 коров каждой нужно было подоить три раза в день, а ещё задать корма, убрать в стойлах, натаскать воды, почистить коров... «Первую корову-первотёлку, которую привели на ферму, доверили раздаивать мне, — рассказывала подруга Мордасовой Аграфена Ильинична Савенкова. - Трудно было, ведь всё делали вручную, механизации никакой. Летом ещё ничего, а вот зимой туго приходилось». Зимы выдались одна холоднее другой. Так вот, зима с 1937 на 1938 год была такой, что вода в колодцах промёрзла до самого дна. «Ох, девки, — говорила в сердцах мать Мордасовой, Прасковья Прокофьевна, - не дай Бог, захвораете... Оно ведь, как пить дать, крупозное воспаление лёгких получится». При этом она тяжело вздыхала и крестилась. Воду приходилось таскать с речки. «Лом прихватишь - и бегом на Цну, - рассказывала Мария Николаевна. - Кое-как продолбишь лёд, зачерпнёшь в два ведра воды - и назад на ферму. Потом ещё раз вернёшься - воды для коров тре бовалось ой-ё-ёй сколько. Глядь, а прорубь уже льдом покрылась. Надо вновь разгребать».
Как бы трудно ни приходилось, но частушки Маруся Мордасова выдавала только весёлые и озорные:
Я коровушку доила, По ведёрку молока.
Полюбила комсомольца -
Он уехал навсегда.
Или вот такие:
Я люблю своих коров, Манечка-доярочка.
Давно, давно не вижу Любимого мальчика.
«Как мы новую жизнь проводили»
Мордасова на ферме в передовиках ходила.
«Вся в моторе была, — говорила она. — Когда выходной приходился, то мы снова шли на ферму или в бригаду. На воскресник или субботник. Ведь мы колхоз на ноги ставили, новую жизнь проводили».
В бригаде, в избе-читальне, позднее во вновь созданной Черняновской машинно-тракторной станции «молнии», графики по выработке трудодней, стенгазета нередко начинали свои сообщения «о победах по надоям в разрезе доярок» с фамилии Мордасовой.
Напечатала и районная газета заметку о Марусе. Тогда она уже была за главную - звеньевой - в свекловичной бригаде. «Помню статью про меня, - делилась Мария Николаевна. - Про то, как руковожу свекловичницами, какие мы ударницы-стахановки, как я участвую в художественной самодеятельности. И почувствовала себя знаменитостью. Мама спрятала ту газету за образа, за иконы, значит. Гости придут, так она её сразу достанет и хвалится: «Вот какую Бог мне доченьку послал». Ну, а уж сама-то я ходила ног под собой не чуя...».
Тогда у неё буквально и вырвалась частушка:
Играй, Ваня, веселей, Я - ударница полей,
Перед милым я горжусь, В звеньевые я гожусь.
В чём ошибались биографы
В некоторых публикациях - а было их довольно много - журналисты и музыковеды утверждали, что Мордасова, кроме всего прочего, ещё и свинаркой работала. Не было такого никогда.
Просто один раз пришлось ей выручить животновода со свинофермы. Послушаем саму Мордасову:
«Однажды знакомый свинарь попросил меня: «Маш, подежурь на свиноферме, а то у меня родственник женится, на свадьбу надо отлучиться». Я сразу согласилась, не думая и не ожидая, с чем мне неожиданно придётся столкнуться. А случилось вот что. Одна из породистых и дородных свиноматок затеяла именно в моё дежурство пороситься. Ночь-полночь, к кому бежать за помощью? Что делать — не знаю. Опыта у меня в этом деле никакого. Плохо-хорошо, но поросяток приняла я всех—аж двенадцать их оказалось. Свинья же вскоре околела. Уж и не знаю, почему. Наревелась я тогда и страху натерпелась сколько. А вдруг обвинят в халатности или ещё в чём. Времена-то были очень строгие. Чуть что - судили...». Но всё для Маруси обошлось. Поросяток, розовых, крепеньких, собрала она в большую корзину, устлала пухом и бегом перенесла их к себе домой. Всех выходила, все живы-целёхоньки остались. Вот такая у неё история со свинофермой вышла. Больше туда она - ни ногой.
Слушала Вадима Козина в избе-читальне
Когда удавалось, Маруся заходила в избу-читальню. Неуютно в ней было, а зимой ещё и холодно. Использовали её по большей части для собраний и заседаний. Культурных мероприятий никаких, и книг - совсем мало.
«Вот я и сочинила про нашего избача прибаску, - говорила Мордасова. - Не то чтобы злую, но с подковыркой.
Ой, подружки, беда -
В избача влюбилася:
Сам работает с ленцой,
Изба развалилася.
Заходила же в избу-читальню Маруся для того, чтобы послушать по радио песни Руслановой, Шульженко, Утёсова. И самого любимого - Вадима Козина. Она просто терялась от счастья, когда слышала его голос. «Однажды объявляют: песня «Маша». Я как услышала, просто обомлела: так это же Козин на всю страну про меня поёт: «Улыбнись, Маша, Песню громче спой. Мы на радость, Маша, Встретились с тобой!».
Через несколько лет, в 1940-м, когда Мордасова уже переехала в Воронеж, она попала на концерт Вадима Козина в зимнем зале Первомайского сада. И вновь, уже вживую услышала песню «Маша». Через 18 лет Вадим Алексеевич вновь будет в Воронеже, и Мордасова пойдёт на его концерт, они познакомятся, наговорят друг другу «мешок комплиментов». А ещё через 15 лет, на семидесятилетие Козина, Мордасова напоёт и отправит в Магадан магнитофонную запись целой серии частушек, посвящённых Вадиму Козину.