Сотничевская С. Вырваться из ада / С. Сотничевская // Воронежский курьер. – 2010. – 8 мая (№ 49). – С. 2.

Заслуженная артистка РСФСР, по­четный гражданин Тулы. Работала в театрах Воронежа, Тамбова, Ленинг­рада, Тулы. В годы войны — актриса Воронежского драматического теат­ра (тогда — Большого Советского те­атра). До эвакуации параллельно ра­ботала в воронежских госпиталях.

 По радио объявили: всем в 24 часа покинуть Воронеж, который к тому времени и так заметно опустел, и основным «укра­шением» города были руины разбомблен­ных домов. Наш театр уходил «организо­ванно». В 7 часов утра предписали собрать­ся с вещами в Первомайском саду: будут поданы два вагона, нас на машине подвезут к вокзалу. С чемоданами, с детишками со­брались. Ждем. Долго. Наконец распоря­жение: машины не будет, взять, сколько кто может донести, и пешком на вокзал как мож­но быстрее. Все стали открывать чемода­ны, выбрасывать вещи, оставляя, что по­ценнее и что можно донести.

Вдруг новое распоряжение; отправля­ются женщины с детьми до станции Трес- вятская. Бегу с дочкой Леночкой на руках на вокзал. Леночка завернута в стеганое одеяло, в сумке бьется по ногам кило­грамм манки. Ребенок начинает выскаль­зывать из одеяла, и кажется, что до вок­зала не добежать... Но вот платформа, дачный поезд, полный народу. Втискива­емся. Едем. Вперед-назад, вперед-на­зад... бомбят! Тут поезд затормозил. Кто- то заорал: «А ну быстро выходите!». Нас вытолкали из вагона, а поезд уехал. Ви­дим, что неподалеку расположена дерев­ня. Решили отправиться туда. Местные женщины сочувственно нас встречали, приглашали в свои избы. Я и моя коллега по театру Кира Федорова расположились в комнате одного из домиков. И туту меня возникла идея вернуться в город. Я же совсем с пустыми руками оказалась. По­просила Киру посмотреть за Леночкой, а сама побежала к станции. На мое счас­тье, подходил поезд с солдатами. Меня подхватили почти на ходу, и скоро я была уже со своими товарищами в нашем Пер­вомайском саду.

Настроение у всех упало, по земле были разбросаны оставленные вещи. По саду ходили солдаты и, наверное от от­чаяния, штыками прокалывали брошен­ные подушки. По саду летел пух. Солнце, зелень, гора чемоданов, растерянные лица людей, а над всем этим пух. Уже слышны артиллерийские выстрелы, и странно, в это время уже не бомбили, только артиллерия грохотала. Наконец народный артист Аркадий Поляков ско­мандовал: «Машины не будет, быстро на вокзал!». Схватили вещи, побежали. Опять паровоз с двумя дачными вагона­ми, битком набитый людьми. Посадка! Чемодан пришлось бросить. Стояла, за­жатая со всех сторон, и ругала себя за это бесполезное путешествие. Утешала сама себя тем, что на мне надето два новых платья (друг на друга — добрые люди посоветовали) и совсем новые кон­цертные туфли.

На станции Тресвятская поезд затор­мозил на десять минут, чтобы смогли заб­рать женщин и детей. Смотрю, у станци­онного домика сидит Кира с сынишкой, а моей Леночки нет! Они все начали втис­киваться в вагон, через окна подавали мужьям детей. А я побежала в деревню... Так только в кошмарном сне бывает: все дома одинаковые, я не могу узнать тот, где оставила ребенка. Бегаю из хаты в хату. А паровоз гудит непрерывно, и ка­жется, что вот сейчас уйдет. Вдруг голос: «Сюды, сюды, милая, издеся она!». Вбе­гаю в дом — на полу, в одной распашо­ночке, сидит моя родненькая. Схватила ее и бегом к поезду. Уже нет сил бежать, перед глазами все плывет, я спотыкаюсь. На ходу соображаю, что не взяла ни оде­яло, ни крупу. С трудом, но добежала. Оказалось, по­езд стоял потому, что в него невозможно было попасть, так он был набит. Те, кому удалось войти в вагоны, кричали, чтобы их выпустили. Но выпустить их было уже невозможно. И действительно, когда мы с дочкой все-таки оказались в вагоне, захо­телось тут же выбраться оттуда, вырвать­ся. Но поезд уже тронулся. Прекратились крики. Мы ехали от войны, от бомб, от нем­цев. Самые удачливые сидели на спинках сидений. Все остальные стояли так тесно, что можно было спокойно поджать ноги и не упасть. После всех волнений и из-за условий, в которых мы оказались, я потеряла со­знание. Очнулась уже тогда, когда мы подъезжали к Тамбову. В вагоне было до­вольно просторно. Я лежала между лавка­ми на полу, все тело болело. На одной ноге была туфля, на другой — не было. Мои выходные наряды: черное и цвета чайной розы платья — очень живописно дополня­ли друг друга, были порваны. Тут пронзи­ла мысль: «А где Леночка?». Меня подня­ли, потеснились, посадили на скамейку и рассказали: наш главный режиссер Все­волод Михайлович Энгелькрон сидел на спинке скамейки и заметил, что моя Ле­ночка медленно проваливается между людьми. Он попросил передать ее ему. Так всю дорогу и держал ее на коленях вместе со своей дочкой. А я тихо-тихо сползла вниз и оказалась под ногами у едущих. Продолжалось это довольно долго, пока не «рассосался» народ и наши не увидели меня.

Подъехали к Тамбову. Там работал мой муж. У меня ни копейки денег, сама обо­рванная, Леночка голенькая... Всеволод Михайлович написал справку, что мне да­ется отпуск на полгода. Заверив его, что через полгода я вернусь, вышла с ребен­ком на тамбовском вокзале и пошла ис­кать театр...

Прошло много лет. Но этот день я по­мню так, как будто все происходило вче­ра. Сегодня мне исполнилось 94 года. 9 мая — 65 лет Победы. Никогда не думала, что буду отмечать эти даты!