Дьяков Д. На Лобном месте Победы. К 100-летию со дня рождения освободителя Воронежа генерала И.Д. Черняховского / Д. Дьяков // Воронежский курьер. - 2006. - 29 июня. - С. 3.
«Главное его достоинство — безошибочный инстинкт справедливости», — написала после победы о генерале Черняховском Елена Сергеевна Катукова, фронтовая подруга, а впоследствии — жена известного маршала бронетанковых войск. Женщины, как правило, запоминают о мужчинах самое важное. Поражает другое: соседство двух абсолютно несопоставимых категорий — война и справедливость. Между тем в том-то и состоит парадокс, что если и можно себе представить какой-то символ справедливости во время войны, то это, пожалуй, и будет генерал Черняховский.
Недаром солдаты любили его не только за бесстрашие и простоту, но и за то, что он никогда не позволял себе унизить подчиненного. Именно благодаря этому, столь редкому для отечественных полководцев, качеству молодой, удачливый и самолюбивый красавец Черняховский идеально подходил на роль воина-освободителя. Это уже потом, когда идеологическая целесообразность изменила образ победителя на образ повелителя, эталоном советского воина стал невысокий массивный человек с крупным волевым подбородком «всенародного маршала». Впрочем, сам Черняховский об этом так и не узнал. Баловень фронтовой судьбы, любимец солдат и кумир чаровниц медсанбата погиб за восемьдесят дней до победы, оставив о себе кучу легенд, громкую славу и печаль по так и не сбывшейся идее воинского благородства...
I
Иван Данилович Черняховский родился ровно сто лет назад, 29 июня 1906 года, в небольшом украинском селе Оксанине, что входит ныне в Черниговскую область. Вообще, если мерить прошлое современными государственными границами, то Черня-ховского можно смело считать главным украинским полководцем. И дело даже не в том, что, как вспоминал фронтовой корреспондент «Красной звезды» Павел Трояновский, «говоря по-русски, Иван Данилович нет-нет да и прибегнет к метким украин-ским словам, а то и к целым фразам». Сохранилась фраза самого Черняховского, произнесенная однажды на военном совете армии: «Где бы я ни скитался, а здесь он, на Украине, мой сердечный магнит...». Известно и его письмо к Сталину накануне боев за освобождение Киева осенью 1943 года: «Никогда ни о чем не просил, теперь же прошу об одном — разрешить мне взять Киев. Близ этого города я родился, здесь учился, вступил в комсомол, здесь женился, здесь прошли первые годы моей службы... За этот город я готов жизнь положить». Посему вполне понятно, что нынешние самостийные украинцы считают Черняховского «нацио-нальным Ганнибалом» и очень сожалеют, что знаменитый памятник полководцу в свое время был вывезен из Литвы в русский Воронеж, а не на берега Днепра. В своих официальных автобиографиях Черняховский неизменно представлялся сыном железнодорожника, отчего практически все советские справочники указывают на исключительно пролетарское происхождение генерала. На самом деле это не совсем верно. Более того, подобное утверждение едва не обернулось в 1937 году арестом будущего полководца. Дело в том, что его отец, Данько Николаевич, на самом деле, по воспоминаниям старшей сестры Черняховского, Елены Даниловны, «работал на железной дороге очень непродолжительный срок». Основную же часть сознательной жизни старший Черняховский был конюхом, а затем и экономом весьма знатного украинского помещика пана Новинского. К крестьянам (как, впрочем, и к хозяину-помещику) он относился, судя по всему, безразлично, так как, по дошедшим до нас архивным свидетельствам, «больше всего на свете любил животных и считался главным ветеринаром на всю округу». Когда случилась революция, пан Новинский сбежал, а его имущество Данько Черняховский раздал крестьянам. За это пан, вернувшийся в село через некоторое время вместе с конным отрядом белополяков, решил своего эконома «предать казни». Впрочем, когда за Данько вступились односельчане, то Новинский отпустил его с миром. Увы, через год после этого эпидемия сыпного тифа унесла в могилу обоих родителей будущего полководца. Ясику (так звали в родном селе генерала Черняховского) в ту пору едва исполнилось двенадцать лет...
В 1937 году в Киевский военный округ, где тогда служил будущий освободитель Воронежа, поступило письмо от секретаря Томашпольского райкома партии Украины. В нем сообщалось, что отец Черняховского был панским прислужником, и по этой причине его сын якобы вообще недостоин звания командира Красной Армии. Черняховский был отстранен от должности, доставлен в НКВД, где его несколько раз допросили. Легко представить, чем бы это в то время могло закончиться для молодого командира, если бы в дело не вмешалась сестра основателя государства Мария Ильинична Ульянова. Тогда она работала заведующей Объединенным бюро жалоб наркомата РКИ СССР. Молодой красавец-офицер произвел на нее впечатление (вообще, женщины всегда играли в судьбе Черняховского исключительно положительную роль), и Мария Ильинична приложила все усилия, чтобы Иван Данилович не оказался за решеткой. В итоге он отделался партийным выговором, который уже через год был снят...В детстве Ясик Черняховский был, судя по всему, отнюдь не простым ребенком. Его школьный приятель Антон Дуб позже вспоминал: «Учился он отлично, но ревновал, если кто в классе отвечал лучше него, и дрался с такими после уроков». Так закалялось самолюбие, сыгравшее в итоге едва ли не определяющую роль в полководческой биографии будущего генерала: спустя годы он бил знаменитых полководцев вермахта в том числе и за то, что они лучше него знали воинскую науку. И еще одно обстоятельство, о котором вспоминают практически все односельчане Черняховского: Ясик жадно тянулся к знаниям. Когда после смерти родителей в многодетной семье Черняховских не осталось кормильцев, он был вынужден наняться в пастухи («С мая по октябрь 1919 года — пас коров у крестьян П. Коперсака, Н. Кубоевича, Г. Чумака, М. Крука и других», — записано в личном деле полководца). Весь свой летний заработок от этого труда он отдал деревенскому учителю-инвалиду, за что тот зимой учил его разным наукам. Когда Ясик освоил все наставления сельского педагога, то сбежал из деревни. Будущий генерал подался в беспризорники. Этот период его биографии носит фрагментарный характер. Без криминала там, похоже, не обошлось. Во всяком случае, известно, что гарного украинского парубка очень быстро заприметила шайка юных рецидивистов. Легенда гласит, что на одной из станций главарь этой шайки привел Ясика в привокзальный ресторан,поставил перед ним стакан водки и кучу еды, к которым будущий генерал не притронулся, якобы ответив бандиту: «Не хочу есть за чужой счет. Не привык быть в долгах...».
Так это было на самом деле или не так — теперь судить сложно. Доподлинно известно, что по весне Черняховский вернулся в родное село. Дальнейшая его биография была образцово-показательной. Работал слесарем, бондарем, шофером, был активным комсомольцем... В итоге губком комсомола в 1924 году отправил его в военную школу. С этого момента с армией Черняховский уже никогда не расставался.
II
За годы войны Москва салютовала личным боевым победам генерала Черняховского тридцать два раза. Многие его называли «счастливчиком». И действительно было за что. Полководческая звезда Черняховского взошла стремительно. Считается, что он был единственным советским генералом, который не проиграл ни одного сражения. Были, мол, и у Черняховского сражения не- выигранные, но вот проигранных — не было никогда. Путевку к этой славе выдал ему в свое время не кто иной, как главный полководец Украины Иона Якир, вручивший в 1930 году 24-летнему комбату Черняховскому первую награду — ценный подарок. Профессиональные же задатки полководца разглядел в нем знаменитый воронежский танковый ковбой, участник пяти войн генерал Семен Кривошеин. В 1940 году он, будучи командиром дивизии, где служил Черняховский, написал в официальной характеристике: «Отлично владеет оперативными расчетами и конкретными знаниями в боевой подготовке танковых частей, является отличным стрелком из личного и танкового оружия, знает все марки боевых машин и безупречно их водит...».
В марте 1941 года получивший к тому времени блестящее военное образование подполковник Черняховский вступил в командование 28-й танковой дивизией 12-го мехкорпуса Прибалтийского Особого военного округа. Характерно, что 35-летний новый комдив сразу же установил в своей части довольно жесткую дисциплину. Один из его тогдашних подчиненных — будущий гвардии подполковник Василий Челомбитько — вспоминал: «Уже в первых приказах Черняховский потребовал строгой дисциплины. В городке, где была расположена наша часть, он установил строгий воинский порядок: солдаты не могли ходить по городку без дела, посыльный, выполняя указания, связанные с хождением по военному городку, должен был бежать бегом, а не идти шагом. За порядком в городке следили специальные командиры и сержанты, назначаемые из числа лучших, культурных, внешне опрятных товарищей и хороших строевиков. Это было новое, введенное Черняховским. Он установил также развод на занятия: на плацу выстраивалась вся часть, и там же проверялся внешний вид военнослужащих, а также наличие и качество конспектов занятий. За невыполнение приказов Черняховский строго взыскивал...». 18 июня 1941 года комдив Черняховский получил некий загадочный пакет. До сих пор опубликована только часть это¬го документа: «Командиру 28-й танковой дивизии полковнику Черняховскому с получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу проводить быстро, но без шума, без паники и болтливости, иметь положенные нормы носимых и возимых запасов, необходимых для жизни и боя...». В последние годы по- явились публикации, в которых излагается версия, что упомянутый приказ предписывал комдиву - пересечь государственную границу и продолжить рейд на Тильзит, захватив который, развивать дальнейшее наступление на Кенигсберг. (Кстати, сын легендарного полководца, бывший офицер ГРУ СССР генерал-майор Олег Черняховский уверен, что уже после нападения фашистской Германии на нашу страну его отцу все- таки удалось перейти границу Восточной Пруссии и изрядно потрепать там немцев.) Впрочем, до тех пор пока полный текст указанного приказа по- прежнему содержит гриф «секретно», ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию невозможно. Пока же доподлинно известно, что за четыре дня до нападения фашистской Германии на СССР дивизия Черняховского, имевшая 250 танков и 100 бронеавтомобилей, выступила из Риги по направлению к государственной границе. К концу дня 21 июня она продвинулась на 135 км, достигнув района Груджая, где и остановилась на ночевку. До границы ей оставалось всего 145 км.
Ночью началась война. Дивизия была сразу же атакована вражеской авиацией и понесла первые потери. К утру 22 июня стало ясно, что вести бой с противником наши танкисты не могут: иссякли запасы горючего. Черняховский приказал отдать все оставшееся топливо 55-му авангардному танковому полку, который пошел в атаку на части 1 -й танковой дивизии немецко¬го генерала Крюгера. В условиях, когда большинство соединений Красной Армии бездействовало, «не поддаваясь на провокации», танкисты Черняховского не только атаковали, но и отбросили гитлеровцев на 5 км, разгромив вражескую колонну и уничтожив артиллерийскую батарею. Собственно говоря, известно лишь два случая, когда в первый день войны подразделения Красной Армии успешно сражались с противником, вынуждая его отступать. На Северо-Западном фронте это была дивизия Черняховского, а на Западном — танковая дивизия подполковника С. Медникова, которая смогла отбросить танковые войска вермахта аж на целых 30 км. Правда, после этого, израсходовав боеприпасы и горючее, эта дивизия полностью полегла на поле боя. Но если танки Медникова, уйдя далеко вперед, оставшись без боевого обеспечения, и были расстреляны, как мишени в тире, то дивизия Черняховского продолжала наступать. К 25 июня она отбросила немцев к границе еще на 6 км. К этому времени в ней оставалось только 84 танка. Однако Черняхов-ский упорно продолжал рваться вперед, оттесняя немцев все дальше и дальше. Это, вне всякого сомнения, уникальный случай первых дней войны. Немцы в июне 1941 года превосходили дивизию Черняховского по всем статьям. Против него действовали средние танки T-IV, превосходившие наши БТ-7 и Т-26 и по толщине брони, и по дальнобойности пушек. И даже в этих условиях, вопреки всем приказам о бездействии, вопреки общекомандному параличу, охватившему одновременно всех советских маршалов и генералов, Черняховский за несколько дней умудрился отогнать врага на 25 километров! Помните — «с детства бил тех, кто учился лучше него»? Впрочем, за свои действия в период с 22 июня по 12 июля комдив-28 едва... не попал под трибунал. Его непосредственные воинские начальники решили свалить часть вины за прорыв фронта на Черняховского. Вот как они донесли об этом в Москву. «Части 28-й танковой дивизии во время боев понесли большие потери материальной части. Часть этих потерь нужно отнести за счет слабой разведки и нечетко обдуманной организации боя» (командир 12-го мехкорпуса комдив И. Коровников). «Дивизия во время боев понесла большие потери материальной части» (командующий войсками Северо-Западного фронта генерал-майор П. Собенников). На основании этих донесений против Черняховского было возбуждено дело в Главной военной прокуратуре. Дело очень быстро рассыпалось, но поражает сам факт обвинения едва ли не единственного командира, успешно атаковавшего врага в первые дни войны. Недавно были опубликованы письменные показания Черняховского, в которых содержится весьма красноречивый рассказ о том, что представляла собой наша армия во время первого столкновения с войсками вермахта. Документ этот настолько уникальный, что позволю себе привести здесь сразу несколько цитат из него: «С первых дней войны и до выхода в резерв фронта 28-я танковая дивизия была лишена самого необходимого для взаимодействия с танковыми полками и для обеспечения действий танков —- мотострелкового полка, который, по приказу военного совета фронта, действовал на другом направлении»; «взаимодействия с авиацией или с наземными частями, стрелковыми дивизиями или корпусами не было никакого, и задач для дивизии или корпусов таких не ставилось, хотя это должно было лечь в основу подготовки операции механизированного корпуса»; «отсутствие разведывательных данных, отсутствие всякой корпусной или армейской разведки, работающей на корпус, и наличие только ограниченной тактической танковой разведки в дивизии (причем из-за отсутствия мотострелкового полка разведка была чисто танковая) приводило к тому, что дивизия получала по 3 — 4 задачи в день для действия с большими маршами, поворотами и даже перевернутым фронтом, тогда как обстановкой это не вызывалось»; «на протяжении всего периода боев, начиная с 23 июня и до выхода в район Пскова, ни впереди, ни на флангах дивизии не было ни одной стрелковой части, хотя по приказу они должны были быть»; «на протяжении всего периода материальное обеспечение боя не было организовано совершенно... путей подвоза не было, так как дорога, по которой можно было подвозить, была забита транспортом и людьми строительных батальонов, которые в первый же день войны загрузили своим паническим страхом все пути подвоза»; «никто не знал, куда эвакуировать раненых, указаний, несмотря на запрос дивизии, не было, как правило, сообщались названия тех пунктов, которые уже были заняты противником или где уже все было уничтожено...». (Кстати, к лету 41-го относится и появление первых легенд о молодом комдиве. Знающие люди рассказывали, что даже в те, самые страшные для нашей армии, недели, в сумятице отступления, под огнем и постоянной авиационной атакой немцев Черняховский запрещал оставлять раненых и перед отходом с очередной позиции требовал погребения погибших, чтобы оградить трупы боевых товарищей от возможного надругательства.) Что же касается огромных потерь в танках, которые ставились в вину комдиву, то сам Черняховский об этом писал так: «Материальная часть 28-й танковой дивизии еще до войны на 75% была в неудовлетворительном состоянии. Все машины — старые, которые прошли польский поход, поход в Литву, Латвию, участвовали ряд лет на маневрах и учениях. Большинство машин требовали замены рабочих колес, коробок перемен передач, фракционов, гусениц и т. д. Но из-за отсутствия запасных частей все машины так неисправными и вышли на войну. Нагрузка же на машины была дана чрезвычайно большая, выходящая за всякие рамки технической эксплуата-ции». Кстати говоря, танковый погром, которому подверглась дивизия Черняховского, был типичным для Красной армии в первые месяцы войны. По статистике, только за 1941 год советские войска потеряли 20500 танков. Оттого новые танки следующей зимой распределялись между фронтами лично Сталиным едва ли не поштучно… После того как в дивизии Черняховского осталось всего 7 танков, она была отведена под Новгород, где заняла оборону к востоку от города — в районе знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря. Не имея артиллерии, Черняховский оборонял древний город до тех пор, пока не получил приказ на отступление. Остаткам полков 28-й танковой приходилось отражать атаки трех гитлеровских дивизий под непрерывными ударами попутанных авиабомб. Когда соединение наконец-то получило приказ на отступление к озеру Селигер, в строю оставалось всего 552 человека. В эти дни комдив писал жене: «Если бы ты увидела меня сейчас, не узнала бы — похудел на 17 килограммов... Борода 60- летнего деда, уже даже свыкся с ней, но все это не мешает мне командовать с такой же страстью, как всегда. Единственная мысль — как можно лучше и крепче бить гадов, мародеров, убийц, ворвавшихся на нашу советскую землю...». Под Новгородом судьба свела Черняховского с новым начальником штаба Северо- Западного фронта Николаем Федоровичем Ватутиным, который с момента первой встречи и до самой своей гибели стал, если можно так назвать, покровителем Ивана Даниловича. В следующий раз они встретятся уже спустя год: Ватутин в качестве командующего Воронежским фронтом, Черняховский — командира 18-го танкового корпуса. Пока же 9 сентября из-под Новгорода Черняховский сообщит жене: «Заболел воспалением легких. Сначала лечился в блиндаже, а затем перешел в домик... Плохая вещь — воспаление легких, отвратительная. Температура 40,2 градуса и протекает довольно мучительно. А самое неприятное то, что дивизия дерется, а я не могу сейчас руководить по-настоящему моими славными боевыми орлами...». В дальнейшем болезнь осложнилась, и комдива-28 эвакуировали во фронтовой госпиталь.
Там его уже ждали следователи Главной военной прокуратуры...
Ill
В той армии, которую РККА представляла собой к началу войны, командир танковой дивизии полковник Черняховский, действительно выглядел уникальным экземпляром. Основное военное руководство в ту пору было не просто плохо образованно, но еще и бравировало своей необразованностью. Хрестоматийный случай: маршал Жуков спрашивает будущего генерала армии Николая Лященко: «Вы, наверное, академию кончали?». «Да». — «Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии». По логике маршала Жукова, Черняховский должен быть трижды дураком. Ведь имел он — ни много ни мало — сразу три (!) красных диплома из трех различных вузов страны, готовящих специалистов для основных родов войск: пехотного, артиллерийского и танкового. (К слову, в курсантские годы Черняховский отличался не только блестящими результатами учебы, но и все тем же упрямым самолюбием. Вот что, к примеру, вспоминает его однокурсник по столичной Академии бронетанковых войск генерал-майор Александр Пошкус: «Мы участвовали в переходе на лыжах Москва — Нарофоминск. Это было в марте месяце, снег уже начал таять, идти было очень трудно, все наши курсанты сошли с линии, сели на машины, и только Черняховский упорно продолжал идти вперед».) Более того, Иван Данилович успел изучить и сдать на отлично курс стратегии, который перед самой войной был исключен из дисциплин военных вузов — после того как заместитель наркома обороны, знатный армейский политрук Ефим Щаденко возмущенно изрек: «Это что еще за курс стратегии? Стратегией в нашей армии занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело...». Рискну предположить, что успехи комдива Черняховского в первые дни войны были в значительной степени обусловлены его современным на ту пору и соответствующим требованиям ведения новой войны тройным военным образованием, где курсу стратегии ведения боя уделялось первостепенное значение. Используя широкое применение танков лишь одной дивизии, полковник Черняховский в июне 1941 года рискнул нанести удар по всей противостоящей ему группировке про-тивника. Да, глобальных результатов его действия не дали, но то, что уже в первые часы новой войны этот молодой командир мыслил абсолютно иными стратегическими категориями, нежели военное и политическое руководство страны, — видно вполне отчетливо. И в этой стратегии важен был уже не столько захват земли, сколько удар по конкретным армейским соединениям противника, в результате отступления которых территория сама по себе попадает в руки победителя. Стратегия, которую войска вермахта уже неоднократно успешно опробовали на войсках различных европейских государств, была (пусть пока еще робко) впервые в нашей армии применена полковником Черняховским уже в первые часы войны. Это был прорыв в отечественном военном искусстве... Есть, впрочем, и еще одно обстоятельство, которое и спустя десятилетия по-прежнему выгодно отличает Черняховского от других красных командиров. Современный британский историк Энтони Бивор называет его «самым интеллигентным советским военачальником» и «интеллектуалом по сути». Англичанин близок к истине. По многочисленным воспоминаниям, Черняховский по всем фронтам Великой Отечественной возил за собой приличную библиотеку, в которой были не только книги классиков военного дела, но и элитарная художественная литература. Доподлинно известно, к примеру, что Черняховский преклонялся перед Ахматовой. Более того, по воспоминаниям актрисы фронтовой концертной бригады Светланы Сомовой, он посылал своих бойцов на смерть под Курской дугой именно стихами этой поэтессы, которая уже через три года будет объявлена Сталиным «вне закона». Тогда, вспоминает Сомова, Черняховский читал ахматовское:
И та, что сегодня прощается с милым, —
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться
никто не заставит!
Наш земляк, прославленный генерал Василий Шатилов, командующий дивизией, штурмовавшей рейхстаг, служил с Черняховским перед войной. Позже Василий Митрофанович вспоминал, что Черняховский обожал и знал наизусть множество стихов Гейне. Того самого, кто написал: «Возьми барабан — и не бойся! / Целуй маркитантку сильней! / Вот смысл величайший искусства! / Вот смысл философии всей! / Сильнее стучи — и тревогой / Ты спящих от сна пробуди. / Возьми барабан — и не бойся! / А Сам маршируй впереди!».
Писатель Илья Эренбург, с которым Черняховский подружился под Воронежем и впоследствии регулярно переписывался, вспоминает: «Он поразил меня молодостью; ему было тридцать шесть лет; порывистый, веселый, высокий, он выглядел еще моложе. При первой же беседе он показался мне не похожим на других генералов... Он был весел тем неизбывным весельем, которым одаривает природа своих любимцев. Смеялся, шутил. Вдруг вскочил, начал декламировать: «Нас водила молодость /В сабельный поход...». Смеялся: «Если разобраться, глупо, а совсем не глупо, умнее любого курса истории... Багрицкий, говорят, любил птиц. Но вы знаете, в Умани (райцентр в Украине, где в детстве жил Черняховский. — Авт.) один старичок мне когда-то рассказывал, что царь Давид писал псалмы и кланялся лягушкам за то, что лягушки удивительно квакают — тоже поэзия...». Конечно, он блестяще знал военную науку, но для победы этого мало. Он был смелым, не ждал приказов, и в трудные минуты счастливая звезда его выручала». Дочь генерала Неонила Черняховская вспоминает: «Отец был очень музыкальным. Шофер отца, прошедший с ним всю войну, говорил мне: «Вот, пишут о Черняховском — все о воинских талантах, а ведь, кроме всего прочего, была душа, был человек. Если бы вы слышали, как он пел с солистом Большого театра Михайловым. Артисты, которых было среди нас не меньше 20 человек, превратились в гостей и слушали»... У папы был очень красивый баритон. Он любил украинские песни, а для мамы у него была «Скажите, девушки, подружке вашей». Он всегда говорил ей: «Ну, Тасенок, слушай — твоя песня»... Во время войны, когда он командовал фронтом, у него стояло пианино. Мы презжали к нему в гости, и он иг¬рал нам все то, что раньше играл на гитаре. Он сам подбирал эти песни на пианино». ...Помните замечательный фильм о войне «В бой идут одни старики»? Там еще был фронтовой оркестр. Вот точно такой же в реальности был у Черняхов-ского, когда он стал во главе 3-го Белорусского фронта, то основал совершенно уникальный ансамбль песни и пляски, который славился во всей Красной Армии. Знаете, я убежден, что свобода человека начинается с того самого момента, когда он сам лично решает стать свободным. Заметить это на самом деле не так сложно: надо просто обратить внимание на то, какие этот человек читает книги и какие поет песни. Так вот: хотите верьте — хотите нет, но я убежден, что в центре сталинской эпохи, в невыразимо тяжелые годы войны Иван Данилович Черняховский был свободным человеком.
Впрочем, как говорил он сам, «вообще я не терплю славословий. Прав был Маяковский: «сочтемся славою». Главное — победа. Подробности — потом».
IV
После изматывающих допросов в Главной военной прокуратуре Черняховского на долгие девять месяцев отстранили от руководства танковыми войсками, отправив в пехоту: в декабре 1941 года решением Ставки его 28-я танковая стала именоваться 241-й стрелковой дивизией. Легко представить какую обиду пережил по этому поводу гордый и самолюбивый комдив, грезивший танковыми сражениями! Впрочем, обида эта никак не отразилась на ре-зультатах сражений, которые вел теперь уже пехотинец Черняховский.
В начале января 1942 года части Красной Армии прорвали оборону противника южнее озера Ильмень и начали стремительно продвигаться к Старой Руссе. Стрелковые полки Черняховского нанесли мощный удар гитлеровцам. В критические моменты боя комдив лично поднимал в атаку залегшие на льду цепи. Нашим войскам удалось окружить крупную группировку противника: семь дивизий 16-й немецкой армии.
16 января 1942 года полков-ник И.Д. Черняховский был награжден первым орденом Красного Знамени. А 3 мая — еще одним таким же орденом. 5 мая ему было присвоено звание генерал-майора. В июне 1942 года Черняховского вызвали в Москву, после чего он вступил в командование 18-м танковым корпусом. Первоначально этот корпус готовился к боям под Сталинградом, но на полпути к городу на Волге новый комкор получил приказ Ставки: повернуть эшелоны с войсками на Воронеж, где началось крупное немецкое наступление...