Кадыров В. Лизюков: легенды и быль / В. Кадыров // Воронежский курьер. - 2010. - № 30. - С. 4-5. Окончание. Начало: Воронежский курьер. - 2010. - № 27.
Генерал А.И. Лизюков, комиссар корпуса полковой комиссар Л.И. Ассоров склонились над картой. То, что происходило сейчас на направлении Землянска, предвещало дальнейшее развитие обста- новки не в нашу пользу. Высшие командные инстанции тоже сосредоточили внимание на этом участке — то и дело звонил телефон прямой связи со штабом фронта.
На НП царила напряженная атмосфера. Все ждали решающего слова генерала А.И. Лизюкова, пристально вглядывавшегося в карту... Зазвонил телефон прямой связи.
— Товарищ генерал, — доложил связист, — на проводе командующий.
Лизюков подошел к аппарату, взял трубку — все это неторопливо и спокойно. Штабники, находившиеся здесь же, разом притихли, кое-кто даже дыхание затаил. Нам было известно, что фронтом с недавнего времени командует генерал-полковник К.К. Рокоссовский, в то время уже видный советский военачальник. По всему тому, что говорил А.И. Лизюков то с официальной четкостью, то с доверительной теплотой, можно было представить содержание диалога и догадаться, что оба его участника — давние товарищи, возможно, близкие друзья.
— Докладываю о положении вырвавшихся вперед бригад, товарищ командующий... — говорил вначале Лизюков.
После нескольких вопросов и ответов уже так:
— Все от меня зависящее сделаю, Константин Констан- тинович. Я же понимаю. Спа- сибо за совет.
А перед тем как положить трубку, опять:
— Товарищ командующий фронтом, все будет выполнено!
После разговора А.И. Лизюков присел в сторонке, задумался. Встал с выражением решимости на лице, приказал связать его по радио с командиром 26-й бригады. Слушая доклад, комкор все больше мрачнел.
— Что ты петляешь, Бурдов! — зашумел он, раздраженный чем-то. — Я догадываюсь... Я знаю, что у вас там происходит. Вот приеду сейчас, сам посмотрю и разберусь... Ивановский, остаетесь здесь, — приказал генерал мне. — Следите за обстановкой и держите связь. Скоро на НП прибудет начальник штаба.
— Есть, товарищ генерал.
А.И. Лизюков сел в танк, и машина на большой скорости пошла вперед. Решил побывать на месте и комиссар корпуса полковой комиссар Л.И. Ассоров, тоже на танке КВ. Смотрел я вслед двум удалявшимся мощным машинам и почему-то ощущал на душе необъяснимую тревогу. Наши разведчики видели, как оба танка, двигавшиеся рассредоточенно, вошли в разрыв, теперь уже контролируемый противником. С танком генерала периодически поддерживалась радиосвязь. Но вдруг она пропала. На долгие и настойчивые запросы наших радистов — ни слова. Заволновались мы на НП. Наступил вечер. Начштаба доложил по телефону о случившемся лично генерал-полковнику К.К. Рокоссовскому. Я предложил немедленно организовать поиск и, получив добро, быстро снарядил на задание две группы пеших разведчиков. Они ушли в ночь».
Когда командующий фронтом лично обращается к командиру танкового корпуса, то вряд ли это вызвано заботой о судьбе двух бригад корпуса. Рокоссовский хорошо знал и ценил Лизюкова, доверял ему, а значит, не стал бы без нужды давать ему ука- зания, как вызволить из беды эти бригады. Скорее всего, обстановка на фронте была такова, что зависела от успешных действий двух бригад. Исходя из этого, он лично позвонил Лизюкову и, со- общив о сложившейся ситуации, отдал приказ. Лизюков до этого спокойно размышлял над картой, как выручить свои бригады. Но, получив приказ, он немедленно приступил к его исполнению. Убедившись, что комбриг Бурдов не владеет обстановкой, решил лично разобраться в ней на месте. Итак, поступок Лизюкова продиктован необходимостью выполнить приказ. Все это прекрасно понимал Рокоссовский, который требовал доложить ему, что же произошло с Лизюковым. Докладывать было нечего, нашли только подбитый танк КВ А.И. Лизюкова, а сам он якобы пропал без вести… К. К. Рокоссовскому доложили то, о чем он поведал в воспоминаниях «Солдатский долг»: «Он двигался в боевых порядках одного из своих соединений. Чтобы воодушевить танкистов, генерал бросился на своем танке КВ вперед, ворвался в расположение противника и там сложил голову». Правда здесь — только о танке КВ. Неизвестно, кто сочинил эту легенду о гибели Лизюкова, но Рокоссовский счел необходимым поверить ей. Не указал дату гибели Лизюкова. Василевский утверждает, что А.И. Лизюков погиб 24 июля, но в «Повести о братьях» сказано, что «это случилось 25 июля 1942 года около села Большая Верейка под Воронежем». Итак, бывший начальник Генерального штаба, а потом министр Вооруженных сил СССР А.М. Василевский оставил расхождения в датах, хотя и написал предисловие к «Повести о братьях». Мы видим, что эти коварные расхождения в датах гибели А.И. Лизюкова не случайны. Никто точно не знал, как, когда и где он погиб. Но в том, что он погиб, а не пропал без вести, никто не сомневался! Возникает вопрос: откуда же такая уверенность? Кто взял на себя смелость доложить в Москву о том, что Лизюков погиб в бою, а не пропал без вести? Чтобы ответить на такой важный вопрос, необходимо знать прежде всего, кто и кому обязан был доложить о чрез- вычайном происшествии во 2-м ТК, где одновременно пропали без вести командир и комиссар корпуса. Прежде всего об этом обязан был доложить своему начальству на- начальник особого отдела 2-го ТК. Что он настрочил, неизвестно, доверять его донесению не стоит. Он отвечал за командира и комиссара, но с этим не справился и, скорее всего, свою вину переложил на других — прежде всего на пропавших без вести. Предоставлять сведения о потерях в вышестоящий штаб — прямая обязанность всех начальников штабов. Начальнику штаба 2-го ТК выгораживать себя не было необходимости, но он вполне мог доложить в штаб Брянского фронта генералу М.С. Малинину, что А.И. Лизюков погиб в бою, из чувства фронтового братства. Однако, скорее всего, доложил так, как было известно. О том, что коммунисты Лизюков и Ассоров выбыли из партийных рядов 2-го ТК, доложили в политуправление Брянского фронта. Но, исходя из того, что коммунисты живыми в плен не сдаются, можно предположить: сообщили, что они погибли в бою. Так как 2-й ТК остался без командира, начальник штаба корпуса обязан был сообщить об этом командующему бронетанковыми и механизированными войсками Брянского фронта генералу Т.Н. Орлу. Что было в этих докладах, мне неизвестно. Проще всего было сообщить о гибели А.И. Лизюкова в бою. Если пропал без вести, стали бы искать виноватых, а главный виновник — война. На войне иногда происходит настолько невероятное, что и поверить трудно. Получается, никто не знал, что же произошло с Лизюковым на самом деле; вместо фактов были только предположения. Но докладывать было надо. Все доклады о Лизюкове поступили в штаб Брянского фронта, и о них, в свою очередь, доложили командующему. Теперь от него зависело, как доложить в Москву: погиб в бою или пропал без вести! Моральный авторитет Рокоссовского совпадал с его полководческим талантом, и, вне всякого сомнения, он взял всю ответственность на себя: в Москву было доложено, что А.И. Лизюков погиб в бою. Это устраивало всех, кто ожидал его решения. М.С. Малинин доложил Генштабу, а Г.Н. Орел — начальнику бронетанковых и механизированных войск Красной Армии генерал-полковнику Я.Н. Федоренко. Оба генерала воевали вместе с Рокоссовским в 16- й армии и по его личной просьбе получили назначение на Брянский фронт. Теперь, если бы А.И. Лизюков оказался в плену, у Рокоссовского могли быть большие неприятности. Обошлось. Сталин в гибель Лизюкова не поверил, но посчитал ненужным сказать об этом Рокоссовскому, которого недавно назначил командовать Брянским фронтом. И по высочайшему распоряжению имя А.И. Лизюкова предали забвению, которое, к счастью, продолжалось меньше года...
Трава забвения
В рассказе-хронике «Сорок третий» Д.И. Ортенберг пишет, что 3 июля 1943 года имя Александра Ильича Лизюкова уже вышло из забвения и о нем узнала вся страна: «И вот в сегодняшней газете — Указ о присвоении имени Героя Советского Со- юза генерал-майора А.И. Лизюкова Саратовскому Краснознаменному танковому училищу. Тут же поздравление Сталина танковому училищу имени Лизюкова в связи с 25-летним юбилеем. Указ о награждении училища орденом Красной Звезды и еще Указ о награждении орденами и медалями командного состава училища. Имя Лизюкова, до этого преданного забвению, четырежды упоминалось в этих указах. Нашей радости не было конца. Мы не раз писали о Лизюкове, о его мужестве и командирском таланте. Он стал нашим автором и другом. Мы гордились его успехами. В сегодняшнем номере газеты вместе с указами напеча- тана статья о Лизюкове. В ней такие строки: «Имя старейшего советского танкиста генерал-майора тов. Лизюкова не- разрывными узами связано с боевым путем Красной Армии с начала ее зарождения. С первого дня Отечественной войны тов. Лизюков на фронте. Он командует рядом крупных соединений. В ряде операций блестяще проявились его мужество и бесстра- шие...». И, наконец, в этой статье мы могли рассеять все вздорные и гнусные слухи, которые исходили не от кого иного, как от Сталина, о Лизюкове. В очерке черным по белому было написано: «Проводя очередную операцию по разгрому немецких сил, генерал-майор Лизюков 25 июля 1942 года погибает на своем боевом посту». Единственное, что осталось загадкой: что побудило Сталина изменить свое отношение к Лизюкову, — заключает Ортенберг. — Добрая воля? Но мы теперь знаем, что ее у «отца всех народов» не было. Желание загладить свою вину? Но раскаяние никогда не мучило Сталина. Он никого не жалел. Случайность? Может быть...». Вольтер заметил однажды: если живым — уважение, то мертвым — только правду. А русский князь Святослав завещал нам, что мертвые срама не имут. Но вышло так, что легенда о многолетнем забвении имени А.И. Лизюкова по чьей-то злой воле заслонила собой правду, стыдливо прикрыв простое безразличие к его судьбе. Безразличие многих устраивало, но пришло время, и правда отстранила легенду. Присвоение Саратовскому танковому училищу имени А.И. Лизюкова — официальное признание его боевых заслуг и гибели в бою. В СССР никогда не присвоили бы военному училищу имя генерала, пропавшего без вести. Присвоение имени свидетельствует о том, что даже спустя год после гибели Лизюкова равных ему среди танковых вое- начальников не было. Все это хорошо сознавал Сталин, когда подписывал приказ. В предстоящем сражении на Курской дуге танковым армиям отводилась значительная роль, и надо было показать танковым командирам: если они погибнут в бою за советскую Родину — а значит, и за него, за Сталина, — то их тоже не забудут. Верховный Главнокомандующий всегда был прагматиком и прежде всего исходил из интересов дела. Но, как знать, может, он вспомнил изречение К. Маркса «Ничто человеческое мне не чуждо» и исправил допущенную им несправедливость по отношению к погибшему Лизюкову? Впрочем, не будем гадать. Для нас важнее то, что 3 июля 1943 г. Лизюков, пусть пока косвенно, был признан погибшим в бою. Почему имя Лизюкова присвоили именно Саратовскому училищу? Об этом читаем в «Повести о братьях»: «До 1941 года оно находилось в Борисове и в составе группы Александра Лизюкова насмерть стояло на Березине». Здесь тоже необходимо уточнение. Полковника Лизюкова 24 июня 1941 года назначили заместителем командира 17-го механизированного корпуса. Немецкая авиация разбомбила железнодорожное полотно, и поезд, на котором ехал А.И. Лизюков, застрял в Борисове, где начальником гарнизона был начальник танкотехнического училища корпусный комиссар И.З. Сусайков (который в 1942 г. станет членом Военного совета Воронежского фронта). Он назначил Лизюкова начальником штаба сводной группы для обороны Борисова. Генерал армии С.П. Иванов в воспоминаниях «Штаб армейский, штаб фронтовой» (М., 1990) пишет: «Город объединяет сводное соединение, в которое включены вышедшие из окружения группы, их цементируют курсанты Борисовского танкотехнического училища. Всего в распоряжении командования находится до двух тысяч человек, в том числе 50 курсантов, имеются 10 танков, две батареи противотанковых орудий». Так Лизюков стал героем десятидневных боев за переправу у Березины. В годы Великой Отечественной войны Сталин был наркомом обороны. В ведении наркомата находились все военно-учебные заведения, по- этому он и поздравил Саратовское танковое училище. Однако инициатива присвоения училищу имени Лизюкова, скорее всего, исходила от заместителя наркома обороны, командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-полковника Ф.Н. Федоренко. Тот хорошо знал и ценил А.И. Лизюкова. Его предложение могло быть только хорошо про- думанным, и Сталин согласился со своим заместителем. Замечу, что всего лишь через два дня после такого знаменательного события — 5 июля 1943 г. — началось грандиозное сражение на Курской дуге. Перед нами вряд ли простое совпадение. В Курском сражении танковые армии сыграли решающую роль, а их прославленные командармы по праву заслонили собой имя А.И. Лизюкова. Но Александр Ильич все равно остался первым боевым танковым командармом, как Ю.А. Гагарин — первым космонавтом. Люди всегда желают быстрее забыть плохое. Когда Победой закончилась многолетняя кровопролитная война, о ней старались как можно меньше вспоминать. Народ наслаждался мирной жизнью, хотя она и была нелегкой, а День Победы сначала оставался рабочим днем. Стараясь забыть войну, стали забывать и ее героев. Только в 1950-е годы благодаря писателю С.С. Смирнову страна узнала о героической обороне Брестской крепости в начале войны. Даже в Белоруссии, в Гомеле не знали о братьях Лизюковых. Авторы книги «Повесть о братьях» пишут: «Впервые мы услышали эту фамилию, когда областной краеведческий музей точно установил, что Герои Советского Союза Александр и Петр Лизюковы родились и выросли в Гомеле. Тогда же мы увидели их фотографии. И все. Первые биографические сведения о героях были скупы и противоречивы». На государственном уровне о значении войны заговорили только 20 лет спустя после ее окончания. С 9 мая 1965 г. День Победы сделали нерабочим, а для участников войны отчеканили юбилейные медали. Тогда же в Воронеже вспомнили и про Лизюкова, тогда же в селе Медвежьем Семилукского района был сооружен посвященный ему обелиск — теперь уже неизвестно кем и почему. И больше о генерале не вспоминали. Стоит ли после этого удивляться тому, что 100-летие со дня рождения А.И. Лизюкова в Воронеже и области просто не заметили? Только в 2002 г., к 60-летию со дня его гибели, «Воронежский курьер» напечатал статьи Д. Дьякова «Тернии и звезды генерала Лизюкова» (27.07, 1.08) и П. Попова «Обелиск-обманщик» (1.08). Пожалуй, с этого времени и возродился интерес к личности А.И. Лизюкова на воронежской земле.
Одним из немногих, кто всегда помнил А.И. Лизюкова, был писатель К. Симонов, который в июле 1941 г. познакомился с ним при обороне Борисова. В начале весны 1942 г. фронтовая судьба вновь столкнула их, и они вдвоем сфотографировались на память. В 1941 г. Симонов писал о А.И. Лизюкове в очерке «Июнь — декабрь» в «Красной звезде», а в 1959 г. включил в свой роман «Живые и мертвые» эпизод об обороне Борисова, в котором можно увидеть А.И. Лизюкова. Но его имени автор художественного произведения не назвал: «Один из распоряжавшихся полковников, лысый танкист с орденом Ленина, ехавший из Москвы в одном вагоне с Синцовым, посмотрел его отпускной билет, удостоверение личности и ядовито махнул рукой: какая, мол, сейчас к черту газета, — но тут же приказал, чтобы Синцов далеко не отходил: для него, как для интеллигентного человека, найдется дело». Разве могли узнать читатели, что речь идет о Лизюкове? В 1965 г. «Красная звезда» опубликовала очерк К. Симонова «Школа жизни», в котором были такие строки: «...под Борисовом, в тяжелой обстановке растерянности и неразберихи я запомнил на всю жизнь полковника Лизюкова.. Он с тех пор мысленно стал для меня одним из образцов не только чисто военного, но и — шире говоря — гражданского мужества». Может быть, именно эти строки и послужили толчком к сооружению обелиска А.И. Ли- зюкову в селе Медвежьем? В 1970 г. Симонов закончил трилогию «Живые и мертвые» романом «Последнее лето». В самый конец его он включил любопытнейший эпизод о том, как в Белоруссии в 1944 г. наши воины нашли могилу погибшего в начале войны генерал-майора. Показал ее старый лесник, он же «рассказал, что в начале войны, когда тут бои были, убитого генерала в лесу нашел. Одного. В трехстах шагах от танка КВ, который на опушке сгорел. Ноги до колен обожженные, а выше целый: то ли его бойцы оттащили в чащу и еще живого там спрятали, то ли все погибли, а он сам заполз, но только немцы его так и не нашли, а старик захоронил и сказал нам, что могилу покажет...
— Почему вы так долго? — спросил Ильин.
— А они тогда, в сорок первом, когда закапывали, документы с тела сняли. Сначала хотели у себя оставить, а потом побоялись и тоже закопали там же, вблизи, в солдатском котелке.
Но одно дело — тело найти, а другое — котелок».
Сюжет, несомненно, навеян загадочными обстоятельствами гибели А.И. Лизюкова, которые писатель попытался воспроизвести в художественном произведении. И писатель оказался недалек от истины. В прошлом году поисковики объединения «Дон» под руководством М. Сегодина после долгих поисков сумели найти место захоронения Лизюкова....Может быть, со временем найдут и его документы? В судьбе Александра Ильича осталось еще немало неразгаданного. И пусть напутствием тем, кто будет обращаться к личности Лизюкова, послужат слова Симонова из романа «Последнее лето»: «Загадок на войне много, о некоторых даже представления не имеем, как с этим генералом, тело которого откопали. Такие загадки как мины замедленного действия: закопаны глубоко, и неизвестно, когда обнаружат себя...».