Болтов П. В грозные годы Гражданской войны / П. Болтов // Россошь. - 2022. - 2-8 марта. - С. 7.
В этом году исполняется 100 лет с окончания противостояния красного и белого движения в Гражданской войне на территории нашей. Столетие, отделяющее нас от эпохи 1917-1922 годов, позволяет сделать ряд наблюдений. Историописание Гражданской во- йны в России всегда было показателем состояния отечественной исторической науки - её документальной оснащённости, степени идеологизации, готовности-неготовности к диалогу с оппонентами, уровня методологической зрелости и мировоззренческого плюрализма.
В этой статье я хочу рассказать о грозных событиях, происходивших в слободе Россоши 103 года назад - осенью 1918 года. Кто из россошанцев участвовал в Гражданской войне на стороне красных в составе различных соединений и отрядов нам известно, так как эти сведения частично сохранились в архиве. Активно воевала в 1918 году с белогвардейцами наша 14-я Россошанская рота. Она была создана в конце ноября 1918 года. Инициаторами создания отряда были Россошанский военный комиссар Михаил Максимович Малоедов (1888-1920) и председатель Россошанского волостного исполкома в тот период, Василий Алексеевич Рыбянец (1890-1954). Коротко скажу о Рыбянце. Бурные события происходили в первые десятилетия XX века и многие россо- шане попали в их водоворот. В том числе и В.А.Рыбянец. Родился он в Россоши, в бедной, крестьянской семье. Работал в своем сельском хозяйстве. В сентябре 1914 года был призван на Первую мировую войну. В каких войсках, где он воевал и как, мы не знаем, но известно, что во время боёв он попал в плен к немцам. Из немецкого плена он бежал с двумя товарищами на Запад, где они задержались в Голландии, в Роттердаме. Оттуда, в сентябре 1916 года перебрались в Россию. Вероятнее всего, что они морем добрались до Петрограда. Летом 1917 года, В.А.Рыбянец, как левый эсер, был членом Острогожской крестьянской секции Совета рабочих и крестьянских депутатов. В январе 1918 года он был направлен в Петроград делегатом Третьего объединительного Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов от города Острогожска. С августа 1918 года и до 23 июня 1919 года В.А. Рыбянец был председателем Россошанского волостного ревкома и исполкома 3-го и 4-го созыва. Руководил эвакуацией Россоши при наступлении казачьих войск генерала П.Н.Краснова. В этом плане интересны его воспоминания, написанные им в августе 1927 года. Согласно послужного списка В.А.Рыбянца, в 1927 году он числился членом Президиума Россошанского горсовета и председателем коммунальной секции. Он был организатором профсоюзного движения в Россоши, поэтому в 1927 году он был также членом уездного правления отделения Союза строителей и членом группового комитета профсоюза строителей. Именно в этот период он и записал свои воспоминания, назвав их «Эвакуация». Написаны они карандашом, когда он находился в экономии «Степной» Свинотреста. Почему он тогда находился в экономии «Степной», - неизвестно. Возможно, он там работал, как строитель. Эти воспоминания были переданы им в Воронежский музей революции ЦЧО.
Итак, воспоминания ВА.Рыбянца «Эвакуация»:
«О закостенелую, голую, замёрзшую землю стучат колёса повозок, бричек и мажар. Движение ездовых всё направлено к зданию ревкома, его продкому и штабу Сахарова. (Командир Волчанского полка М. М. Сахаров, располагавшийся летом 1918 года в Россоши. Прим. П. Болотова). На дворе сухо, от небольшого мороза дорога по улице сделалась неровной и извозчики нервничали, что езда очень тряская. Вот вереница подвод идёт по направлению к штабу Сахарова (ныне ул. К. Либкнехта 7, детсад №1, «Ромашка», ранее дом принадлежал купцу Андрею Семёновичу Асееву. Прим. П. Б.). Извозчики поглядывают на стоящего у ворот красноармейца и думают: вот, пожалуй, скажет - давай сюда подводы. Но красноармеец молчит.
– Ага, значит поедем к ревкому, – говорит один дядько, но не успели проехать мимо штаба, как выбегает другой красноармеец и кричит:
– Стой! Куда вы поехали, давай сюда, заезжай он туда, становись к сараю, там ещё есть вещи, кроме этих подвод ещё надо штук десяток.
– Слушай! – кричит этот старший на стоящего у ворот красноармейца, – ступай в ревком, возьми ещё десять подвод и давай сюда скорее. Приходит в ревком за подводами, но ему отвечают, что все подводы заняты и что скоро ещё будут подводы. Сахаровец этим не удовлетворился и кричит:
– Меня послали, значит давай, что это за отказ, давай немедленно, что вы, так вашу... саботируете, вы знаете, что нужны подводы для военного имущества, а вы здесь собираете подводы для баб!
Затем сахаровец вскакивает в президиум ревкома и кричит:
– Кто председатель ревкома? Товарищ Рыбянец отвечает:
– Я, что вам угодно, нельзя ли потише.
Сахаровец кричит: – Немедленно тебе приказываю, давай двадцать штук подвод в штаб под военное имущество. Тов. Рыбянец говорит:
- Мы разослали по всей слободе гонщиков и подводы скоро будут поступать сюда, обождите немного, ну а в крайнем случае, пошлите своих красноармейцев, пусть они гонят сами для вашего штаба.
И красноармеец ушёл, очень недоволен, с руганью. (В рукописи о себе и о М. М. Малоедове, Рыбянец пишет от третьего лица. Ревком находился в доме купца Сергея Григорьевича Попова, ныне ул. К. Либкнехта, 10, детсад №2 «Колокольчик». Прим. П. Б.)
Ревком ещё раньше, то есть в августе 1918 года, когда вопрос стал о подводах остро, то постановил: «Крестьяне отбывают подводную повинность, безлошадные тоже имеют нагрузку, а бывших буржуев использовать для выгонки подвод». Для такой работы было использовано до тридцати человек толстопузых. Выгонка подвод для дежурства была очень тяжёлой работой, так как крестьяне неохотно запрягали лошадей, были случаи, когда лошадей прятали куда-нибудь, на огород или в сарай подальше и говорили что «конэй ныма дома». Гончий (буржуй), боясь того, что с него спросят, всегда настойчиво требовал - «запрягай скорее, запрягай».
На улице К. Маркса ругань:
– Ты что не запрягаешь лошадей, тебе уже один раз говорили, что же ты тянешь, не запрягаешь?
– Та слухайтэ, гражданин Дикарев, конэй ныма дома, ей богу ныма, повив хлопыць напувать, та ныма оце й доси.
– Врёшь, как так ныма дома, он сосед говорит, что твои кони дома, ты их спрятал в сарае на огороде.
– Та хоть подывиться, так ныма дома, бисив хлопыць мабуть кудась заихав до хлопцив.
– Обожди, я сам поищу, – сказал Дикарев и, заглянув в глухой хлев, увидел – кони стоят спрятаны.
– Ты что же брешешь, запрягай скорее, ты знаешь, как нас жмут и угрожают через ваши подводы, а вы волыните, смотри, я на тебя пожалуюсь у Сахарова.
На другой улице сахаровцы кричат, тоже выгоняют подводы:
– Скорее, скорее давай подводы, – кричат во дворе ревкома.
И подводы потянулись, и выехало столько подвод, что даже лишние оказываются. В президиуме ревкома было сделано совещание, после чего приступили к исполнению.
– Запрягай пару коней, немедленно давай сюда. Товарищи Малоедов и Рыбянец, члены президиума ревкома, отправляются на маслозавод, что в Заболотовке, приезжают, их встречают рабочие.
– Здравствуйте, товарищи!
– Здравствуйте, – отвечают рабочие.
– Товарищи! – говорит тов. Малоедов, – по постановлению ревкома, в виду острого момента, мы должны всё имеющееся у вас подсолнечное масло, а также жмых и прочее сегодня же с вечера раздать населению, а части от машин взять с собою, это для того, чтобы наступающая белогвардейщина не обогатилась от наших трудов.
– Правильно! – закричали рабочие.
– Товарищи, сколько здесь будет у вас масла и прочего?
– О, тов. Малоедов, здесь масла четыре вагона и жмыха вагонов 6 или 7.
– Ну, поручается рабочему комитету хоть сейчас приступить к раздаче, если успеете, то пропорционально на дворы, а если нет – то всем как попало.
– Хорошо товарищ Малоедов, мы сейчас приступим.
– Пока до свидания, товарищи рабочие!
– До свидания! До свидания! – закричали рабочие и служащие завода.
– Ну, теперь поедем на тот завод (что в Россоши), там тоже до чёрта масла. Эх, от жаль, как они там, в Воронеже и дальше, неужели они не знают, что здесь столько погибает товара, масла десяток вагонов и они его держали под огнём у белых! Ну это непременно в Маслотресте сидит сволочь какая-нибудь и наверно оставляет для белых такое богатство.
– Да, я тоже такого мнения, – сказал Малоедов.
– А ты знаешь, – сказал Рыбянец, – ведь в Ольховатке, говорят, на заводе сахару тоже тьма и часть будто бы в Острогожск повезли подводами, а много осталось на месте. Эх, твою... безобразие. Разве они не знали, что в пяти верстах фронт и они держали столько добра, стрелять надо гадов таких, а ведь там же в Москве и за Москвой голод. Ну, раз такой момент, то квит дульки от нас, ты знаешь, Миша, у нас ещё совхоз вот сбоку, давай туда заглянем, там ведь тоже наше советское добро.
Подъехали к совхозу.
– Заведующий совхозом где? Сейчас же сюда.
– Вы заведующий совхоза?
– Да, я. Что вы скажете, товарищи?
– Скажите, сколько чего у вас в совхозе и какие есть распоряжения насчёт эвакуации?
– У меня в совхозе есть рабочий скот, которым я выеду в Острогожск, есть хлеб, пшеница и рожь, но я её не могу отправить, да у меня и не много его, хлеба, а мелкого скота есть с десяток, я тоже его эваку- ирую в Острогожск. Канцелярию я уже уложил.
– Ну хорошо, вам надо всё это выполнить, так как сегодня или завтра мы будем отступать, поэтому старайтесь не оставить ничего здесь.
После этого Малоедов и Рыбянец приезжают к заводу, что в Россоши, рабочие так же, как и на том заводе, в тревожном настроении, чего-то ждут. Президиум въезжает во двор и его окружают рабочие.
– Товарищи! Видно, что вы знаете наше извещение о возможной эвакуации, а поэтому мы приехали вас известить, что по постановлению ревкома, имеющееся масло на заводе немедленно раздать населению, а части от машин забрать и прислуге, которые у машин, выехать из Россоши. Мы надеемся, что скоро вернёмся обратно на этот завод, а пока, товарищи, Советская власть надеется, что вы не согла- ситесь смотреть в глаза белогвардейцам, которые так рвутся сюда. Рабочие должны эвакуироваться вместе с ревкомовским обозом. Да здравствует власть мозолистых рук!
– Правильно, товарищи, – закричали рабочие.
Оттуда, с завода, президиум – Малоедов М. и Рыбянец В., поехали через базар. На базаре было народу душ 200, которые чего-то ожидали. Мы, президиум, остановились. К нашей подводе подошло сразу сотня народу, а когда Малоедов начал говорить, то и весь базар двинул послушать, что делать. Подводу окружали главным образом молодёжь.
Малоедов объяснил положение и указал, что все способные носить оружие должны добровольно эвакуироваться.
– Товарищ Малоедов, – говорит один из молодёжи, а куда мы должны направиться и как нас в дороге, подкормят или нет?
– Вы, товарищи, следуйте за Советским обозом, мы своему продкому приказали захватить все продукты на дорогу.
Когда Малоедов и Рыбянец вернулись к ревкому, то здесь был уже наготове продком, у которого было до 60 подвод продуктов, а также здесь стоял обоз ревкома, гружёный канцелярией и прочим.
– Товарищ Проценко, у вас продовольствия захвачено достаточно?
– О, товарищ Малоедов, у нас взято всё! Пока хватит!
– Товарищ Проценко! Вы в 2 часа отправляйтесь с обозом по направлению на Развилки, там пока располагайтесь, это в 25 верстах, мы с вами будем иметь связь через нашу милицию. Вы, Иван Карпович (Малоедов) тоже с советской канцелярией. А вы, товарищ Побединский (Семён Иванович), совместно с обозом, под вашу ответственность, возьмите заложников от буржуазии и следуйте с ними за обозом. Их сколько там осталось на сегодня?
– Заложников восемь человек.
– Ну вот, смотрите за ними, толстопузыми. А остальные отпущены по домам?
– Да, по соглашению с штабом, мы остальных 24 отпустили.
– Товарищ Побединский, сейчас приведите сюда этих заложников, мы, президиум, скажем им несколько слов. (Семён Иванович Побединский - первый начальник волостной милиции в слободе Россоши. Прим. П. Б.)
Через несколько минут из тюрьмы привели толстых, вымазанных и дрожащих перед страхом отступления заложников от буржуазии. Заложники стали в две шеренги, из них некоторые улыбались, стоя в ряду, и их улыбки, мимика, как будто бы чего-то просила снисходительно перед лицом президиума. Некоторые из них стояли угрюмо, понурив головы, они как будто бы не хотят разговаривать с Советом и, кажется, вот и скажут: «Ну, скорее нас стреляйте». Позади заложников стояли их родные с узелками, которые они хотели вручить своим отцам, но пока не подступали близко и в очень большом трауре стояли и ждали, что они скажут в Совете, и что с ними будет.
(Продолжение следует)