Бройде В. Жизнь в рыжем цвете / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2015. – № 16-17 (2418-2419). – С. 26.
Мир от грусти стал черно-белым, как выцветший скомканный плед. Может быть, это тень поражения только что на него прилегла? Да, наверное, это она. Она обожает скакать на постели. Она занимается этим без малого целую вечность. Однажды из-за нее даже швы разошлись на матрасе, и вся комната, то есть мир, вдруг заполнился белыми перьями. И зима наступила, то есть «нагрянула», «как непрошеный гость». И Элен, натянув на макушку свою шапку с помпоном, поплелась на автобусную остановку. Совершенно одна. Как всегда, в последнее время.
А ведь вы замечали – правда же? – замечали, если кто-то страшно грустит, то в воздухе что-то как будто витает. Эго не запах. Не облако. И не голос. Но это... это можно нарисовать: надо только, как Изабель Арсено, крепко зажать между пальцами простой карандаш, чтобы вывести тонкой линией серые складки пальто, запотевшие стекла автобуса и свинцовые облака. Надо только, как Фанни Бритт, рассказать о маленькой девочке, которой когда-то была, которая не умерла и всегда остается поблизости. В подсознании, в этом мире, на страницах графического романа, начинающегося, как книга Шарлотты Бронте: «Погулять сегодня уже не получится».
Канадские зимы такие холодные. Однако Элен той зимой не всегда жила в бледном и призрачном Монреале. Сидя в автобусе, она доставала «Джейн Эйр» – и уезжала в далёкую, очень далёкую Англию, нарисованную на плотной бумаге легкой пушистой кисточкой. И вытягивалась на траве, покрывшей газоны, точно ковер, с низким, но мягким ворсом. И считала тюльпаны: ярко-красные, как земляника, солнечно-желтые, как лимоны, и оранжевые, как лисички. И верила в то, что можно преодолеть все невзгоды и все напасти, беззаконие и жестокость, равнодушие и печаль, – так, как это делала Джейн. Ведь и Джейн – и ее, точь-в-точь как Элен, столько раз предавали, бросали и унижали, а она не сдавалась. А разве ей было легче? Разве не так же ужасно?
«Разве же не ужасно? – спрашивала Гавальда в одном из своих романов, – стареть, да еще в одиночестве?». Конечно, ужасно – так же ужасно, как и взрослеть в той же самой компании. Разве можно не стать колючей? Разве можно не стать скептичной? Разве можно не стать циничной? Все эти качества необходимы, чтобы ежиться и отстраняться от Женевьевы и Сары, Хлои и Анны, Джоша и Марка, и всех остальных. Почему? Да потому что Элен больше не хочет «видеть, как они смотрят, как она смотрит, как они смотрят», и слышать в школьной столовой и в коридорах, на лестнице и во дворе: «Элен, стыд и срам, весит двести килограмм», «А еще она воняет», «У нее же вилка в заду!». Почему? Потому что она не умеет жить, не обращая внимания на мнение окружающих. И никто из детей не умеет. Даже взрослые с этим не очень справляются. Потому что они уверены в том, что бегство Элен – что-то вроде расписки в собственной слабости, в неспособности жить той реальной жизнью, которой живут они и хорошенькие женевьевы, хлои и сэры, джоши и марки... Только Джейн была не согласна. И Шарлотта. И Фанни. И еще Изабель. И Элен.
Чтобы это понять, потребовалась вся зима, весна и все лето, ей потребовалась история Джейн, встреча с рыжей-прерыжей лисой, посмотревшей ей прямо в глаза таким нежным-пренежным взглядом, и веселое фырканье Жеральдин, с которой они познакомились в лагере. Вот что нужно, чтобы понять: жизнь бесценна, если ты проживаешь ее по своему усмотрению. Покупая в киоске конфеты, которые жутко любишь, засыпая под стрёкот швейной машинки, убегая от ветра и града со снегом, вздыхая от радости полной грудью, сидя в автобусе, с книжкой в руках, – можно почувствовать что-то похожее на облегчение и на встряску одновременно. Это не так-то легко описать, но это... это реально.
Арсено И. Джейн, лиса и я / И. Арсено, Ф. Бритт ; пер. с фр. М. Хачатурова. – Москва : Белая ворона, 2015. – 110 с.