Бройде В. Мой внутренний кролик / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2015. – № 23-24 (2425-2426). – С. 28.
Поговорить с месье Крокролем порой бывает очень сложно: он любит поворчать, как старая, забытая, облезлая с боков тряпичная зверушка. Но это лишь притворство — на самом деле он способен на такие подвиги, какие, верно, вгонят в краску даже Геркулеса: спасти от гибели, к примеру, двух пингвинов или проплыть на утлой лодке между айсбергов, изрисовать карандашами чужую школьную тетрадь или подбить приятеля на кражу... Вообще-то, этот кролик всех достал. Но видит Бог, месье Крокроль не виноват. Ведь он и вправду — просто старая игрушка, протертая до дыр из-за походов в парк, из-за морских боев, из-за того, что каждую неделю ее приходится стирать и отжимать, подвешивать на бельевой веревке и сушить, из-за того, что кое-кто ее целует, обнимает и дергает за уши слишком часто. Однако... что поделать — ведь Умнику без этого ушастого и дряхлого всезнайки не прожить. Да и месье Крокроль без Умника — как будто не живой.
Наверно, вы представили себе ребенка с кудряшками голове, лет трех или пяти, в глазах которого сменяются картинки, как в солнечном, волшебном микроскопе: индейцы, космонавты и пираты, ковбои, гунны и солдаты из армии Наполеона, а впереди — отважный кролик, и вот они идут все вместе, скачут рысью, а потом галопом по пестрому ковру. Вы не ошиблись, так и есть: по своему развитию герой романа — славный мальчик, которого зовут Барнабе, или просто Умник — действительно дотягивал до уровня трехлетнего ребенка. Однако он был старше. На девятнадцать лет.
Кролик считает. Кролик сбивается, путается и пугается. Кролик стоит со своим чемоданом, весь напружинившись, точно игрушка, которую надо скорей завести. Кролик мчится. Кролик влюбляется. Кролик злится. Кролик теряется. Кролик хлюпает красным носом и жалобно плачет. Кролик громко ревёт. Кролик страшно устал и уходит прочь. Кролик отстал... На многие годы. Впрочем, он не умел считать. Но он знал, как если бы к двум было нужно прибавить два, — что ужасно не хочет опять в интернат. Кролику там очень плохо. Кролику там одиноко.
И только Мари-Од Мюрай сносит все его крики и прощает проказы. И, наклоняясь поближе, слушает горькие жалобы: быстрым шепотом он сообщает о том, что мамы нет рядом, что она умерла, а папа, отдавший его в интернат для безумцев, дебилов и стариков, — вряд ли кого-то, кроме себя, любит. Есть лишь один Клебер — его младший брат, который по-настоящему больше похож на старшего: заботится, опекает, покупает раскраски, а недавно вот вытащил из интерната. И теперь они вместе, уже навсегда, как три мушкетера: он, Клебер и, конечно, Крокроль.
Читать эту книгу — всё равно, что играть в пинг-понг. Мюрай держит темп и срезает прыгучий мячик в те углы, где никто не стоит. Иногда вы хотите спросить: «А не безумен ли этот Кролик?». И она отвечает: «Да вы, наверно, сошли с ума!». Просто он — «и-ди-от!», — выговаривая по слогам, чтоб уж точно всем было понятно, уточняет заботливый Умник. Он такой же, как все, — только волосы вечно растрепаны и витающий где-то взгляд. Ну, хорошо... хорошо. Может быть, «он не такой...». Может быть, он «совсем не такой, как они». Может быть, он, как старый месье из плюша, — «с виду кролик, но... говорящий». И так искренне, так невинно, так легко и так откровенно только он и способен им всем сказать о том, что он думает, чувствует, видит. И так уж выходит, что чаще всего попадает в самую точку.
По мнению Умника, ругаться, курить и драться — противно и некрасиво. Ужасно приятно и мило — целовать, обнимать и любить. Пожалуй, «железная логика» Умника способна заставить кого-то смеяться, хохотать до упаду, или тихо сиять, но вы же не думаете, что это — единственная реакция, какую она может вызвать. И когда взбеленившийся Корантен, в квартире которого братья снимают две комнатушки, истошно вопит: «Ну ничего нельзя с ним сделать по-человечески!», — кажется, даже Клеберу нечего возразить. Потому что Клеберу — всего лишь семнадцать. Вы понимаете? Вы понимаете, сколько всего еще надо попробовать? Хочется... — нет. А? — невозможно. Но... — не получится. Даже, к примеру, в бассейн сходить? Совершенно немыслимо — Умник там был один раз: ему жутко понравилось писать в воде. Ну хорошо, а магазин? Исключено – охранник на входе его крепко запомнил (тайком от Клебера он засунул в карман подарок месье Крокролю — крольчиху из плюша в клетчатой юбке и кокетливом фартуке). Ну и конечно, даже думать нельзя о том, чтобы устроить домашнюю вечеринку (ведь он распугает гостей, если ворвется в гостиную с криком: «А вот и прекрасный принц!», — на ходу поправляя корону, вырезанную из картона и обклеенную фольгой). А о том, чтобы встретить девушку, пригласить ее в парк Тюильри, рассказать о себе, без иронии, но со смехом, и забыть про часы на руке, про Крокроля, про то, как там Умник, — нет, даже не может быть речи! Ничего-то нельзя. Хотя хочется... очень хочется хоть иногда жить уютной, обычной жизнью, лишенной проклятой заботы о маленьком старшем брате и вечно во всем виноватом месье Крокроле. А потом вдруг понять, что в этой уютной, обычной жизни совсем не осталось любви? Потому что заботиться — значит любить. Или нет? Ну... по наивному, глупому, детскому мнению Умника, всё устроено именно так.
Мюрай М.-О. Умник / М.-О. Мюрай ; пер. с фр. Н. Мавлевич. – Москва : Самокат, 2015. – 248 с.