Бройде В. Места знать надо / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2013. – № 14 (2364). – С. 21.
Нам всем не хватает уверенности. Во-первых, чтобы решиться на что-то хорошее. Во-вторых, чтобы решиться на что-то важное. В-третьих, чтобы внушить эту уверенность тем, кто живет рядом, кого мы любим и о ком заботимся. Например, детям. Вот мы смотрим с ними вместе из своего окна на то, что происходит там, далеко: внизу, наверху, справа, слева, — и вдруг замечаем, что видим совсем разное. А так хочется быть сообщниками. Хотя бы раз в году. Хотя бы летом, в каникулы, когда все куда-то собираются...
Ну вот — приехали! Смотрите — Нотр-Дам, а рядом птичий рынок, работает по воскресеньям. Держите — билет в метро. Только, пожалуйста, сохраняйте его до конца поездки. Мы выйдем у Понт-Нёф, что значит «Новый мост», хотя на самом деле это самый старый мост в городе. И добро пожаловать в Париж! Здесь столько... рисунков: воздушных, как суфле, и забавных, как Чаплин, веселых и живых, как стайки воробьев на площади Каррузель. Они сверкают, как те монетки, которые туристы бросают в воду, на дно фонтана, в надежде вернуться сюда еще раз. Монеток набирается так много, что городским водолазам приходится их оттуда вытаскивать в начале каждого месяца. А потом все сначала. И так всю жизнь — не нашу, а его: жизнь города, о котором рассказывает Мирослав Шашек (1916 - 1980).
Как жаль, что настоящие экскурсоводы так с нами никогда не говорят. Вот Шашек — он совсем другой: как будто доверяет тайну, как будто приглашает – таким же точно жестом, каким, бывало, в детстве звал на прогулку дедушка. С улыбкой на губах, в одной руке тонкая трость, а в другой — ваша ладонь, вдруг ставшая маленькой, как тогда. Стоп. Да ведь вы и есть ребенок — и сами не заметили, как в него превратились, перевернув эту сливочно-кремовую, шершавую и плотную страницу. А все из-за него — из-за автора. Потому что Париж Шашека — это город, на который смотрит ребенок. Оттого, наверное, тут так много кошек: черных, рыженьких и серо-полосатых, нахмуренных и мило улыбающихся, спешащих куда-то по своим делам и дремлющих среди фруктов и овощей в магазинчике на углу. И только посвященные знают, что Шашек не был ни ребенком, ни дедушкой, когда сочинял свой Париж, прогуливаясь по набережной Сены в конце 1950-х. Ему было 40. 40 лет, разделенных на две жизни, одна из которых осталась в прошлом — на родине художника, в Чехословакии, — а вторая... Вторая должна была стать лучше, чем первая: больше и интереснее. И Шашек провел ее в Париже и в Мюнхене. И в Лондоне. В Стокгольме и Гонконге. В Сиднее. В Нью-Йорке. В Сан-Франциско. В Риме и Венеции. В Техасе. В Дублине. Он был везде: объехал целый мир. Нарисовал тысячи домов, миллион автомобилей и пару миллиардов почтовых ящиков. Но началось все в Париже — именно тут ему пришла в голову гениальная мысль: первый в истории иллюстрированный путеводитель для детей, который будет составлен совсем не так, как взрослый. Он будет нарисован и правдиво подписан.
Смотреть на этот Париж — все равно что читать про Тинтина, лететь на воздушном шаре или спускаться в пещеру, где растут сталактиты. Здесь дует теплый, старомодный, какой-то очень добрый ветер, и пахнет так, как пахнет только по утрам: горячим шоколадом и клубникой. Бретонская крестьянка торопится на рынок, республиканские гвардейцы подпрыгивают в седлах, когда их лошади проносятся по мостовой. Ах, нет, такого Парижа уже не открыть: где ослик стоит в центре сада и ждет, чтоб на нем прокатились, и где месье Дюпон, вооруженный жезлом и свистком, со смехом управляет уличным движением. Шашек рисует его таким круглолицым и симпатичным, как будто это вовсе и не страж порядка, а, скажем, уличный штангист, или длинный хрустящий багет, или торговец коврами, приехавший сюда из Марокко, или Фифи — большой черный пудель, только что вернувшийся от парикмахера.
Он идет по улице Сент-Оноре и рассматривает витрины магазинов, а потом останавливается, и вы почти слышите, как он говорит: вот бистро, здесь найдется «любой напиток и, может быть, даже что-то съестное». А вот улица Кота-Рыболова — втяните-ка живот, она самая узкая в городе (один метр и 80 сантиметров). А потом вы спускаетесь с ним под землю и видите красный вагон метро, в который почему-то никто не садится: все ездят в зеленых. И тогда ваш личный гид сообщает: а этот стоит здесь как память о тех временах, когда и в метро был вагон первого класса. А вы же не знали и теперь так довольны, как... тот слепой, которого однажды взяла под руку мадмуазель Амели — и зашагала с ним по улице, рассказывая по дороге о том, что ей казалось особенно красивым. Вог так и Шашек: рисует то, что видит, а видит то, что любит. Семь видов уличных фонарей и десять маленьких коричневых шимпанзе, живущих в зоопарке. Улыбку Моны Лизы и церковь Сакре-Кёр. И Эйфелеву башню, «разрезанную» пополам (но это — чтобы уместилась).
Что может звучать соблазнительнее, чем приглашение покататься на громадном йо-йо? Нет-нет, это вовсе не риторический вопрос. Вы можете, к примеру, ответить: «Подоить корову в деревне Бейт Гилель!» Или сказать: «Я бы лучше залез руками в улей и сварил из меда шоколад — на пчелиной ферме Дворат а-Тавор». Хотя лучше всего, конечно, поплавать вместе с дельфинами — в Эйлате. Это в Израиле — громадном, как муравейник и маленьком как игрушечный ножик, который кто-то крепко воткнул в землю (по крайней мере, он похож на него по форме). Здесь порой шумно, как на иерусалимском рынке Махане-Йегуда, а порой — тихо, как в шабат. И ароматы — совсем не парижские: иногда тут пахнет «праздником, жасмином и счастьем», как в стихотворении Меира Баная, а иногда — «деревом, солью и горячим песком», как во времена Ирода Великого. Потому что этот Израиль — древний, как Библия, и юный, как дедушка, у которого только что родилась первая внучка. И еще потому, что о нем рассказывает Линор Горалик. А это значит, что не будет ни шикарных гостиниц, ни дорогущих ресторанов, ни даже автозаправок с подземными парковками. Спа-салоны, обувные магазины и «прочие вещи», обычно перечисляемые во взрослом путеводителе «очень мелким шрифтом», — тоже отменяются. Только «самые важные вещи». Какие?
Ну, временами они бессмысленные, зато страшно красивые. А подчас — просто страшные, зато с глубоким смыслом. Стопроцентно детские. И в то же время такие, которыми бы очень-очень хотел, давно мечтал, грезил во сне (или в детстве) вполне себе взрослый (с виду) человек. Всякие «удивительные глупости», которых в Израиле — примерно столько же, сколько сыров во Франции. На западе, в «модном» Тель-Авиве, и на востоке — в старом Иерусалиме, на севере – в умной Хайфе, и на юге, где в пустыне Негев растут самые настоящие «колючие груши» (съедобные и сладкие кактусы цабары, про которые еще говорят, будто они похожи на самих же израильтян).
И, кажется, сама Линор испробовала все-все. Откуда еще ей знать про апельсиновое дерево, которое растет прямо из камня в старом порту Яффо? И про то, что в маленьких домиках, висящих на деревьях в парке Яркой, нет ни жердочек, ни дна, как в скворечниках (потому что летучим мышам они ни к чему!). И ей известно про главное достоинство хумуса (ни вилки, ни ложки, а только лепешка — макаешь кусок прямо в тарелку). И наверняка она не раз и не два строила на балконе шалаш на Суккот («чтобы соседи обзавидовались»). И еще она в курсе, куда направить объектив фотокамеры, чтобы потом, в другой жизни (как-нибудь в октябре, запершись от ветра с дождем у себя в комнате), рассматривать пойманные сокровища. А там, на снимках — прекрасная коллекция яблок, всех форм и оттенков, аккуратно разложенных торговцами на уличном рынке, и нежно-персиковый рассвет над крепостью Масада, и ты, с головы до ног перемазанный «грязюкой» Мертвого моря, и замечательная дырка в потолке Храма Книги, что в Иерусалиме, и белые пузики ныряющих пингвинов и другие фотографы, с «удивительно серьезными рожами», и собственные родители «в дурацких желтых касках на качающемся мосту посреди Города царей...» Ну вот, октябрь еще не наступил, и кто знает: удастся ли съездить в Израиль? — но вы ведь читали эту книгу — и столько всего увидели, и услышали, и почувствовали, и вообразили — и вы там почти побывали. Но все равно хотите еще.
Так иногда бывает, когда та, кто рассказывает про тропический сад, про удивительные шоколадки («например, с яблоками и корицей») и «самых клёвых зверей» Библейского зоопарка, — улыбается так, как будто ей открыта дверь в фантастический мир. И ей незачем прикидываться другом, чтобы посоветовать что-то действительно стоящее. И она не ведет себя, как двоюродный дядя, которому на несколько дней доверили его несмышленых племянников: не выбирает самые полезные (читай: тоскливые) занятия и развивающие (читай: тихие) игры. Нет-нет, это вовсе не значит, что она не может объяснить, как, допустим, образовался великий кратер Рамон, — еще как может! Просто она сделает это... на примере тарелки с желе. А потом заметит, что сверху «кажется, что кто-то разрезал скалы, как торт», а снизу — «словно тут гулял бешеный бобер». И вы снова подумаете: да! Точно! Я вижу!
Шашек М Это Париж / М. Шашек ; пер. с англ. Ю. Шипкова. – Москва : Карьера Пресс, 2013. – 64 с. : ил.
Горалик Л. Путеводитель по Израилю (только и исключительно для детей) / Л. Горалик ; ил. А. Лихтикман. – Москва : Книжники, Текст, 2013. – 232 с. : ил. – (Кешет/Радуга).