Бройде В. Тихой сапой – в чей-то сон / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2011. – № 24 (2322). – С. 22.

Эти вещи — как правило, очень простые, хотя подчас и необъяснимые — совершают почти все мальчишки: просто для порядка. Спроси их зачем — они бы, скорее всего, и не знали, что ответить. Но есть что-то внутри, какая-то настоятельная потребность. Голос инстинкта, который перекрикивает желание? В общем, оно заставляет их залезать в кладовки, даже когда им совсем не хочется есть, разбирать на части сложные механизмы, вроде старинных часов, и совершать ночные экспедиции: тайком, на цыпочках, красться по темному коридору, мимо спальни взрослых, а потом, на ощупь, держась за перила лестницы, вниз; там дверь, и пальцы уже отодвигают тяжелый засов, за порог — и вот, наконец, он. Сад. Волшебный сад, тут как гут. Когда Филиппа Пирс его описывает, вы – хотя, конечно, никогда в нем не были (во-первых, потому что это окрестности Кембриджа, во-вторых, на том месте сейчас очевидно, чужие дома, а в-третьих, возможно, все с самого начала было выдумкой), — но кажется, что все-таки... были, а теперь вспоминаете. Да, тут все на своем месте: круглые клумбы с цветущими гиацинтами и бордюр из самшита рядом с теплицей, в которой, как обычно, жарко и тихо растут кактусы, а поодаль, у стены, — ну надо же, ничего не изменилось! — грушевые деревья. И в конце лета на каждый плод надевают мешочек из тонкой кисеи, чтобы он дозрел в целости и сохранности. Правда, не они и не яблони больше привлекают внимание мальчишки, а тисы — потому что лазать по ним легче и интереснее. А какой вид сверху!

Вначале может показаться, что эта повесть как раз об одном таком мальчике — Томе Лонге, чьи летние каникулы 1958 года столь неудачно, прямо даже отвратительно, начались: брат Питер заболел корью, и его, Тома, отправили к дяде с тетей — на окраину маленького скучного городка, где совершенно нечем заняться, не с кем поговорить и некуда пойти, где даже сада у дома нет! Впрочем — и как всегда неожиданно это «впрочем» в хорошо написанных книжках — сад вскоре обнаруживается. И где? На месте тоскливого асфальтированного дворика, днем заставленного мусорными ящиками. И когда? Лишь после полуночи.

В том таинственном саду всегда царит прекрасная погода. Почему? А времена года меняются, как настроения взбалмошного директора школы. Почему? И почти никто здесь не видит Тома, даже столкнувшись с ним лицом к лицу. Почему? И он может проходить сквозь стены — другого выхода все равно нет: двери не поддаются нажиму руки, сколько сил ни вкладывай. Почему? И следов на мокрой от утренней росы траве не остается... И еще много-много таких «почему», разгадывать которые Тому приходится в одиночку: расскажи он взрослым обо всем, надо было бы упомянуть и про свои ночные вылазки, да и вообще ему бы не поверили, сочли сумасшедшим и постарались, что называется, «принять меры». А ему это совсем не нужно: его тянет в сад, как светлячков, каждый день, точнее — ночь, а в остальное время он живет в ожидании. И вы, вместе с ним ускользая из постели, едва старинные часы пробьют «тринадцатый час», постепенно начинаете понимать, что книга в не меньшей степени посвящена Хетти — «маленькой девочке в голубом переднике с ворохом смешных историй», которую Том встречает в саду и которая одна из всех — не считая коров, собаки, гусей и о чем-то догадывающегося садовника — его видит.

Она утверждает, что дружит с эльфами (и оставляет им записки в кустах ревеня), что ее папа и мама — король и королева, а сама она — принцесса, которая лучше всех в мире умеет прятаться, напевать песенки про пиратов и привидения, стрелять из лука (в направлении луга, чтобы не попасть в птиц) и кататься на коньках. И еще ей тоже нравится залезать на деревья, нарекая их сложными и красивыми именами (Каверза, Лестница Иакова). Теперь вы понимаете Тома — ну как можно отказаться от такой удачи? Ведь это же счастье: повстречать такое очаровательное существо. Жаль только, что оно из другого века...

О времени написано не так уж мало книг — примерно как о любви или о дружбе. Но о времени, которое то тикает на часах, то шепчет что-то о вечности, а то и вовсе пропадает (как говаривал ангел, обращаясь к Иоанну: «Времени уже не будет...») — о таком времени до сих пор еще никто не рассказал так печально и весело, правдиво и сказочно, как Филиппа Пирс (1920—2006). В 1959 году ее повесть была удостоена Медали Карнеги, а в 2007-м, претендуя на звание самой значимой детской книги за последние 70 лет, уступила лишь «Северному сиянию» Филиппа Пулмана: правда, он сам признался на церемонии, что юбилейную награду следовало все же присудить ей, и он бы так и сделал, будь на то его воля.

Путешествия во времени? О, это не выдумки ученых, не фантастическое кино, даже не детские фантазии. Дело в том, что это... правда. Взгляните на стариков или задумчивых — они же живут в прошлом: вспоминают, видят сны, мечтательно улыбаются, а сюда, в настоящее, возвращаются лишь за тем, чтобы сделать глоток горячего кофе, заправить постель, купить кое-что — и скорее назад. Вот о чем полвека назад написала миссис Пирс: о том, как иногда — страшно сказать — хочется разорваться на части. Быть и тут, и там. И тогда, и сейчас, и потом. И с теми, и с этими. Только это невозможно, так не бывает. А что если? Ну да, должно быть, именно так она и размышляла, когда придумывала свою историю про Рип Ван Винкля наоборот. У нее не было «Делориана», как у Марти Макфлая из фильма Роберта Земекиса, но у нее был сад — а это даже лучше. Место, где просто можно играть. Было бы с кем. Вы, может быть, спросите: но почему же сад все время менялся? Да потому, что все изменяется, «кроме нашей памяти». Кто-то вспоминал этот сад, в котором — теперь это уже очевидно — самым сказочным была не та проворная непредсказуемость, что поразила и Тома, и вас вначале, а легкость и простота, с которой Филиппа Пирс о нем рассказывает. Не утяжеляя мысль символикой, не абстрактно и не торжественно — она всего лишь сообщает, что сад нужен, чтобы вспоминать: чем чаще он снится, тем отчетливее получается рисунок детства. Вот и все: никакого волшебства, или оно просто в этом.

Пирс Ф. Том и полночный сад / Ф. Пирс ; пер. с англ. О. Бухиной ; ил. М. Пастернак. – Москва : Самокат, 2011. – 216 с. : ил. – (Лучшая старая книжка).