Бройде В. Одинокий четверг / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2015. – № 20-21 (2422-2423). – С. 26.
А потом наступает тот решительно-красный миг, когда вдруг понимаешь, что больше не можешь: пальцам ног тесновато в ботинках, а футболка с большим петухом на груди – предмет обожания с прошлого года – выглядит как-то... нелепо. Хотя в среду всё было прекрасно, и казалось, так будет всегда.
Если б только в неделе было две или три среды... Потому что среда, без сомнения, лучше, чем прочие дни: веселей понедельника и надежнее глупого вторника, безопаснее четверга и, конечно, милее пятницы. Про субботу и воскресенье можно даже не говорить. Что такое уикенд? Ведь это конец едва наступившей недели, а конец – печальное слово, как «болезнь» или «скука», как «нельзя» или «поздно»... У начала – другая проблема: дело в том, что оно пугает – мало ли, что там случится. А среда – она прямо посередине: не младенчество и не старость. Понимаете? Это же детство! Время для дома на дереве и для маленькой синей кроватки, под которой хранятся секреты, время для чая в компании кукол, для пирогов из морского песка и ракушек, время для смеха, лишенного грусти, для подводного плаванья в ванне, время для папы и для себя. Это детство – самое лучшее время в неделе. Но мы его вечно пытаемся преодолеть. И никто нам не может как следует помешать. Разве что...
Разве что папа, который построил под небом, на самой верхушке высокого дерева, чудесный, как в сказке, дом, когда его Одри, проснувшись в четверг, шмыгая маленьким носом, уверенным голоском заявила: «Я выросла. Этот дом для меня маловат». Любой бы другой, наверно, сказал: «Не мели чепуху», усмехнулся, пожал плечами и продолжил читать газету. Однако он был не таким. Точнее – он не был «другим». И следуя четким, хотя и безумным инструкциям, папа быстренько смастерил изумительно длинную лестницу, чтобы Одри могла съезжать по перилам в течение трех с половиной минут. А еще он подвесил на сук тяжелую ванну, в которой плескались живые утята, отгородил уголок для буфета («чтобы прятать грязные чашки»), сколотил табуретки, кроватку и стол, не забыл про квадратную печку, про тарелки, про ложки, про миску и, обняв напоследок дочурку, пожелал ей спокойной ночи. Только Одри засомневалась... Солнце, впрочем, клонилось к закату. Тени вяза и клена проникли на кухню через вырубленное окно и легли на полу, как два черных кота. Вам бы тоже, наверно, было чуточку страшно в этом доме, пустом и высоком, где за стенкой никто не храпит, не готовит себе бутерброд, не вздыхает и не шуршит газетой.
А может, у каждого должен быть домик на дереве – вроде того, что построил для Одри отец, – почти безупречный, уютный, а главное – свой. Задумчивый, нежный, смешной. Не дом, а мечта! Вот только... в том-то и дело, что это – мечта. Заветное место, о котором прекрасно знаешь и думаешь по вечерам, рисуешь, как Джонатан Бентли, цветными карандашами, в уме и на белой бумаге. Волшебное место, в которое честно стремишься попасть душой. Вот только... в том-то и дело, что очень спешить, пожалуй, не нужно. А хитрый, славный, загадочный папа всё равно приготовил две порции супа: для себя и для Одри. Потому что он знал, он отлично знал, что наступит четверг, а потом... А потом – еще раз среда.
Хьюз Дж. Дом только для нее / Дж. Хьюз ; пер. с англ. Н. Власовой ; ил. Дж. Бентли. – Санкт-Петербург : Поляндрия Принт, 2015. – 36 с. : ил.