Бройде В. В траве сидел кузнечик / В. Бройде // Книжное обозрение. – 2015. – № 16-17 (2418-2419). – С. 29.

Вполне вероятно, что вы завизжите, как поросенок, если летучая мышь вдруг приземлится вам на ладонь. Или, поддавшись инстинкту, просто отбросите бедного зверя куда-нибудь в сторону. Впрочем, нельзя исключать и такой вариант: мягко осядете или с грохотом рухнете прямо на землю, явственно слыша, как птички на дереве скажут друг другу: «Кажется, обморок». Но все-таки вы не знаете точно, какой же сигнал отправит испуганный мозг и как вы себя поведете. А значит, вопрос заключается в том, хотите ли вы это знать или нет? На свете не так уж и много действительно важных вопросов, а этот... не то чтобы важный – скорее, великий. Ответ на него, поразмыслив немного, Кэлпурния Тейт решительно записала в том Дневнике, который она завела в начале июня 1899 года.

Когда «позолоченный век» Вандербильтов и Асторов уже не сиял столь немыслимо ярко, маленький медный гонг у подножия лестницы, по которому ударяла кухарка Виола, каждый день созывал обитателей дома Тейтов в столовую. А поскольку опаздывать к ужину было строжайше запрещено, то и вы, читая роман, с этим тоже должны согласиться. Так что, пожалуйста, вымойте руки, переоденьтесь, как следует причешитесь – и садитесь за стол, который, боже ты мой, так и ломится от еды! В самом центре, конечно, овальное блюдо в цветочек – тут восседает большая индейка, фаршированная кукурузным хлебом с золотистым изюмом и копчеными устрицами, на тарелках с орнаментом из листочков – печеный картофель и тушеные помидоры, тающие на языке, а на сладкое – знаменитый лимонный пирог, украшенный сверху белоснежным суфле. Вы бросаете взгляд на часы, не без легкого потрясения вспоминая о том – ну естественно! – сегодня же третий четверг ноября: время выразить благодарность за то, что вам выпало в жизни, за урожай и за южное гостеприимство. И вы говорите: «Спасибо, Жаклин», – в конце-то концов, она, а не миссис Тейт, открыла вам двери сюда – в этот замкнутый, патриархальный, изысканно пышный, чуть томный и недоверчивый мир.

Только вообразите, что с человеком, живущим вдали от вас, можно отныне поговорить! Ну разве не чудо? Хотя штекер, воткнутый в гнездо, не у всех вызывает восторг: а если из проводов посыплются искры? Ну же, признайтесь, что в этом и вправду что-то такое есть: что-то дьявольское, что-то зловещее. Как и в книге этого гордого, не весть что о себе возомнившего мистера Дарвина, решившего спорить с Библией! Сколько светлых умов он уже сбил с пути. А несчастная мисс Харботтл выбивается из сил, обучая девочек в школе хорошим манерам, стараясь не пудрить им головы сказками сэра Ньютона и Фрэнсиса Бэкона. И в общем-то, вы согласитесь, наверное, – ни физика, ни астрономия совсем не нужны для того, чтобы выбраться в свет, превратиться в жену и заняться хозяйством, и до скончания дней готовить наваристый суп, печь пироги с начинкой из яблок, варить джем из розовых абрикосов, вязать кружева, а за обедом вести смертельно приличные разговоры о ценах на хлопок и о погоде. Ведь правда же прекрасные юные леди не ставят научных опытов, не выдвигают гипотез, не делают выводов и, уж конечно, не помышляют о том, чтобы пожертвовать собственным будущим ради прогресса. А если не согласитесь... ну что ж, тогда постарайтесь понять и почувствовать, что это значит – родиться в конце XIX столетия и вырасти в малюсеньком Фентрессе, что значит – быть единственной из всех детей, кого интересует назначение бровей, которые то грустно опускают, то удивленно поднимают папины собаки; единственной – кого волнует появление огромных, толстых и ленивых великанов, так не похожих на кузнечиков, проворно прыгающих в пожухлой от яркого солнца траве; единственной – кому нахмуренная мама давно устала повторять: «Кэлпурния Вирджиния Тейт! Не суйся, куда не просят. Твое любопытство не доведет тебя до добра».

А может, именно из-за них – вот из-за этих смешных, по-детски наивных, по-взрослому несправедливых, и жутко напыщенных маминых слов – Кэлпурнию, точно магнитом, тянуло к тому, кто считал любопытство первейшим из качеств, кто слушал ее рассуждения о червяках и жуках, кто ей рассказал о медведях и выдрах, пугливых койотах и хищных котах, кучевых облаках и диковинных бабочках, о головастиках и о лягушках, о бактериях и о микробах, планетах и звездах, линзах и призмах, о южных морях, китобойных судах, заспиртованных змеях, борьбе и отборе, Жизни и Смерти, а также о том удивительном случае, который однажды с ним приключился во время войны: «...и тут что-то ткнулось мне прямо в ладонь, которую я поднял, подавая солдатам сигнал. Я сжал свою руку непроизвольно и ухватил что-то маленькое, теплое, меховое. Это была летучая мышь. Оглушенная, лежала она у меня на ладони».

Ей было одиннадцать, а ему – наверное, семьдесят пять. Но это не важно, поверьте, – разница в возрасте не отражалась на силе их дружбы, начавшейся летом последнего года ушедшего века. В закрытой на ключ домашней библиотеке, куда Уолтер Тейт, дед Кэлпурнии, никого, кроме внучки своей не впускал, или в пропахшей бензолом лаборатории, от пола до потолка заставленной бутылями и пузырьками, или на речке, где в зарослях камыша они отбирали те образцы, что достойны войти в их коллекцию, – везде, где им нравилось молча сидеть, мурлыкать Вивальди под нос, смеяться над глупыми курами, усиленно думать или мечтать о великих открытиях, которые, наверняка, в скором будущем совершат, – им было так весело, так хорошо, так тепло и уютно, как будто они находились не там, не в Фентрессе, а где-то еще: в надежном убежище, между страниц удивительной книги, рассказывающей о таинственном и грандиозном мире.

Келли Ж. Эволюция Кэлпурнии Тейт / Ж. Келли ; пер. с англ. О. Букиной и Г. Гимон. –  Москва : Самокат, 2015. – 352 с.